Он вышел в сад, зашагал по скользкой от дождя дорожке в сторону беседки. Легкий ветер перебирал листву яблонь, то и дело осыпая академика пригоршнями брызг. Введенский с наслаждением взъерошил мокрые волосы, сдернул закапанные водой очки. Взбежав по ступенькам беседки, едва не наступил на раскрытый томик, брошенный на полу. Опустился в качалку, поднял яркий покетбук с типичной для криминального романа обложкой: револьвер, патроны, окровавленный платок, надорванное фото…
«На борт парохода поднялся полицейский комиссар в сопровождении таможенного чиновника. «Господа, предлагается сдать все имеющиеся у вас бивни слонов и шкуры леопардов. По нашим сведениям, груз, следующий на борту…»
Введенский прикрыл глаза… Этот странный звонок: про бивни мамонтов с насечками, про ящериц, обвивающих чело неведомой богини. При всей путанности, фрагментарности рассказа незнакомца из Сибири в нем прослеживался какой-то четкий порядок. А там, где существует порядок, имеется определенная внутренняя логика, есть, следовательно, реальный смысл. Впрочем, в поэтическом сочинении тоже можно усмотреть причинно-следственную связь, однако сюжет такого произведения нельзя поверить алгеброй точного знания…
Да и вообще эти истории с кладами, сокровищами, зарытыми какими-то мифическими злодеями, всегда вызывали у него лишь снисходительную насмешку…
А история Золотой Бабы — это вообще какой-то perpetuum mоbile исторической науки. Бессмысленная сказка, не имеющая никакой цены для науки и способная лишь щекотать праздное любопытство падких до сенсаций простаков. Введенский хорошо знал домыслы досужих поп-историков (так он их именовал про себя) о происхождении этого идола северных народностей, но не видел реальной пользы в подтверждении их гипотез…
Изучая историю Сибири прежде всего как палеонтолог, он не мог, конечно, пройти мимо некоторых распространенных легенд; в молодости отдал дань увлечениям своих однокашников — собирался на поиски Беловодья вместе с группой сокурсников, ломал голову над загадкой Тунгусского метеорита. Но Золотая Баба — нет, ему всегда казалось несерьезным с важностью толковать об этой «проблеме». Как деревенские мальчишки, тревожно-почтительным шепотом повествующие друг другу о «разрыв-траве» и разбойничьих пещерах, так он воспринимал своих коллег, собиравшихся время от времени для обсуждения судьбы исчезнувшего истукана. Какая разница, был ли то грубо обтесанный камень с едва намеченными очертаниями женской фигуры, или прихотливый вольт истории занес в северную глухомань заблудившийся ордынский обоз и изваяние богини из буддийского монастыря, ограбленного плосколицыми варварами, стало достоянием первобытных вогулов?..
