Я давно мечтал сделать Льву трепанацию черепа, - но разве в таких примитивных условиях? Однако выбора не было. С помощью капитана я привел Льва в чувство, усадил в кресло лицом к спинке, как всегда сажал своего муляжного мужика, и достал из бокса стерильные хирургические инструменты. Предоперационный обезболивающий укол с веселящим снадобьем привел раненого Льва в состояние легкой эйфории. Как раз то, что надо: не имея спецаппаратуры, я должен был контролировать состояние оперируемого, непрерывно разговаривая с ним. Мой ультразвуковой скальпель вызывал сужение сосудов, и рана не кровоточила, когда я круговым движением надрезал кожу в районе подзатыльника. Волосы я не сбривал, чтобы рана была скрыта Левиной гривой, и отодвинул в сторону кожу вместе с упомянутой гривой. Пуля прошла скользом, образовав в кости длинный канал с рыхлым дном в мелких костных осколках. Случай нетривиальный, хочешь не хочешь, а череп надо вскрывать.
- Лева, - говорю, - надо вскрывать. Пули в тебе нет, а кость раздроблена.
- Вот ведь гад. Убить мог. Поправлюсь, я из него барельеф сделаю! взалкал Лев мести.
- Уже, - молвил капитан. - Вася.
- Ну тогда я спокоен, вскрывай! - это Лев мне сказал.
- Уже, - отвечаю.
- Ага, и как там с извилинами, интересно?
- Не хочу тебя огорчать, - занимаю я Льва разговором, а сам смываю осколки с поверхности мозга. - Не хочу огорчать, но видывал и поболее.
- Где это ты видывал, когда впервые операцию делаешь?
- У муляжного мужика...
Капитан, он мне ассистировал, скис от смеха и уронил электрод регенератора, который он прилаживал к Левиной черепной кости, уложенной в сосуд с восстанавливающим раствором. Пришлось мне вмешаться. Конечно, можно было нарастить кость и после постановки крышки на место, но изнутри мог образоваться костный рубец. Последствия известны - зуд в затылке при умственном напряжении. Вообще, я сомневаюсь, чтобы это обстоятельство стало сильно мучить Льва, но капитан не мог терпеть, когда кто-нибудь чесал что бы то ни было. И имел на то основания. Я отрегулировал ток на электродах, увеличил частоту. Кость восстанавливалась на глазах, и вскоре рубца заметно не было. С той стороны, с изнанки, тоже все было в порядке.
Вошел озабоченный Вася, стал отмывать над раковиной руки:
- Ну как ты, Лев?
- Он говорит, у меня извилин мало, - Лев от возмущения прикрыл глаза. - Ты посмотри, Вася. А?
Вася покосился на операционное поле, хмыкнул.
- Ничего, зато они у тебя толстые, - он обсушил руки, уселся за пульт. - У всех добрых людей извилины толстые, потому что они мыслят по-крупному.
