Солдат подхватил девушку и понес ее по колючей мерзлой траве и сырому песку, пока не достиг лодки, которую его товарищ успел подтащить к пенящейся волне, и теперь стоял в ожидании спутников.
Жанну поместили в крохотной каюте под палубой и оставили в одиночестве, предварительно заперев дверь снаружи.
Благодаря попутному ветру, галера, распустив паруса, быстро поплыла на север. Вечером корабль, все время двигаясь вдоль берега, на веслах вошел в гавань Канна.
Монах и его спутники попали в город незадолго до закрытия ворот, и, наняв за три ливра повозку, пустились по узким, грязным улицам к западным воротам. Запоздавшие горожане спешили по домам, лавки с написанными над входом именами владельцев были заперты, в отдалении брехали собаки; в розовом воздухе их лай казался печальным, исполненным какой-то тайны, непонятной человеку мудрости. В канавах журчала вода. А в дальнем конце улицы горел огненный диск, разбиваясь в тусклых окнах домов.
Солдаты, положив на плечо свои пики, дремали. За все время путешествия монах не сказал Жанне и двух слов, а она не знала, о чем с ним говорить. Изредка он бросал на нее зоркий пренебрежительный взгляд, будто она и не человек вовсе.
Жанна сразу поняла, что солдаты из крестьян, простые деревенские ротозеи. Она попыталась, было, улизнуть, когда в сопровождении конвоя ступила на сходни. Доминиканец на палубе вполголоса разговаривал с капитаном. Жанна сделала неосторожное движение, в этот момент монах, прервав беседу, оказался между девушкой и спасительным берегом, и она тотчас была вверена заботам двух молодцов в панцирях.
Вторая ее попытка была у городских ворот. Монах положил руку на ее плечо, заглянул в глаза и покачал головой.
Повозку трясло, копыта мерина глухо постукивали о подмерзающую грязь. Миновали рыночную площадь, богатый квартал с каменными домами остался в стороне. Потянулись бедняцкие лачуги. Отовсюду слышалась возня, где-то хныкал ребенок, визгливо бранилась какая-то женщина, кто-то стонал, и было непонятно: стон ли то сладострастия или боли. Пахло гниющими отбросами и дымом очагов. Шныряли странные темные фигуры в невообразимом тряпье. Иногда из-под копыт брызгали кошки и, отбежав на безопасное расстояние, издавали истошное мяуканье. При этих звуках Жанна каждый раз вздрагивала.
Бедняцкий квартал тянулся до конца города. Многие лачуги лепились к самой городской стене; над некоторыми выросли второй и третий этажи, крытые дерном.
