— А разве ваш муж не приглашает вас в кино, театр?
— Это ему и в голову не приходит.
— Вот скотина, — искренне сказал я.
— Вы действительно так думаете? — спросила Вероника.
— Да. Я так думаю.
— Тогда я принимаю ваше предложение. А что мы будем делать сегодня?
— Сегодня? На улице тепло. Можно просто побродить по Университетской роще, — сказал я. — И еще. Разрешите мне, пожалуйста, взять вас под руку.
— А вы такой же, как и все, — сказала моя жена, но взять под руку разрешила.
Мы долго гуляли по узеньким тропинкам Университетской рощи. Погода, что ли, тут виновата или лунный свет и искры на снегу? Но мне с Вероникой было удивительно хорошо. Она рассказала про свою школу, где преподавала историю, про учеников и товарищей, про директора и про подготовку к смотру художественной самодеятельности. Все в ее словах было интересным для меня. А говорила она увлекательно. Она была прирожденным рассказчиком.
Я слегка прижал ее локоть к себе. Она вся напряглась, вырвала руку и сказала:
— Алексей, ведите себя благоразумно.
И мне стало стыдно, словно я пытался соблазнить чужую жену. А ведь сейчас мне так хотелось обнять ее за плечи и стоять, чуть-чуть покачиваясь, уткнувшись лицом в ее платок, и ничего не говорить, молчать.
— Вероника, ради бога, извините меня, — сказал я. — Со мной что-то произошло. И мне так хочется обнять вас…
Вероника холодно посмотрела на меня и сказала:
— Почему бы вам это не проделывать со своей женой?
— Почему? — задумчиво повторил я. — Если бы она этого хотела.
— Значит, только потому, что ваша жена не хочет ваших объятий, вы и пригласили меня сюда?
Я испугался. А вдруг она сейчас уйдет и никогда не будет больше этой ночи, этих деревьев, ее тихого голоса, скрипа шагов. Ничего больше не будет.
— Вероника, — сказал я. — Мне хорошо с вами. И моя жена тут ни при чем. Не уходите. Пусть этот вечер будет счастливым.
— Моему мужу тоже никогда не приходит в голову обнять меня, — вдруг сказала она. И я чуть не сел в снег.
Она протянула мне руку, и мы побежали, как когда-то, лет десять назад, прямо по целине, проваливаясь чуть ли не по пояс, и даже упали в сугроб и долго барахтались, пытаясь выбраться. А когда наконец нашли аллею, то были все в снегу, как дед-мороз и снегурочка. Я отряхнул ее, но снег попал ей за воротник, и она смешно съежилась, полуоткрыв рот. Губы ее были совсем рядом, в трех сантиметрах от моего лица. И глаза у нее были закрыты, но я не осмелился поцеловать ее. Я боялся, что она рассердится и прогонит меня.
