Гостиница оказалась простенькой. Администратор вручил нам ключ от тринадцатого номера, но Жозиас отказался и взял от двадцать третьего. В номере хорошо пахло. Все чистенько. Двуспальная кровать с хорошо проглаженными простынями, кресло, зеркало и телевизор. Очень прилично. В такой обстановке я чувствовала себя вполне непринужденно. Я сняла туфли. Жозиас уселся в кресло и уставился на меня.
– Ну что, мне раздеться?
– Да! Я только про то и думаю…
– А хватать меня не станешь?
– Не стану. Честное слово.
– Ну, ладно.
Легкомысленная девица начинает раздеваться… Снимаю сначала брюки, потом кофточку и каждый раз гляжу на него. Ровным счетом ничего не ощущаю. Снимаю лифчик. Он закрывает глаза, потом снова открывает и восхищенно улыбается. Отличное шоу! Театральным движением снимаю трусики. Забираюсь на кровать. Он сидит неподвижно, потом преклоняет колени передо мной – своей богиней. Да, это не театр – это алтарь. Но я прерываю обряд.
– Вроде всё.
– Ну, спасибо тебе огромное.
– Не за что.
Он встал с колен, а я уселась на кровати.
– Можно, я ножки тебе поцелую?
– Можно, но только ножки.
Я снова легла, а он принялся благоговейно целовать мне ноги. Потом стал ласкать колени и бедра… Когда я меньше всего ожидала и уже начала было заводиться, он ни с того ни с сего поднимается и пятится на несколько шагов.
– Давай-ка уберемся отсюда.
– Тебе что, не понравилось видеть меня голой?
– Еще как пондравилось! Да вот боюсь – не выдержу.
Я перевернулась на кровати, чтобы он увидел мое тело в движении.
– Ну что, мне одеваться?
– Ах ты, прынцесса моя… По мне бы не надо, да лучше тебе одеться, знаешь…
– Отчего же?
– Да оттого, что мне точно не удержаться…
– А чего бы ты хотел, кроме как поглядеть на меня?
– Только то, что тебе бы пондравилось.
– Ты же знаешь, что у меня нет ни малейшего желания…
– Да знаю я. Пожалела ты меня, только и всего. Я и это знаю.
– Сострадание…
Он повторил:
– Сострадание…
Мне вспомнился Микеланджело. Нелегко представить этого человека в позе какой-нибудь его статуи.
– Pietа! Жозиас, обними меня…
– Это как это?
– Да обними же меня! Сними рубашку.
Он повиновался. Снял рубашку и лег на меня. Я, наконец, вообразила статую Микеланджело, расчувствовалась и заплакала. Это был самый нелепый момент за весь вечер. От слез у меня выскользнула из глаза контактная линза, а рабочий подумал, что это осколок хрусталя.
– Ты святая! Господи, Царь Небесный… Вот сподобился я чуда! Ты взаправду святая.
– Откуда это у тебя?
