Ее белое атласное платье было богато расшито золотыми узорами. Можно было только удивляться, сколько времени пошло на его создание и обработку. Оборки нижних юбок повторяли очертания покатых бурых холмов, поросших развесистыми деревьями, высокой сочной травой, цветами и кустарником, из-за ветвей которого тут и там выглядывали забавные мордочки разных зверюшек. Рукава и все остальные детали платья были расшиты виноградными листьями, цветами настурции и жимолости и множеством других растений, встречавшихся в природе или же выдуманных сказочниками. Листья некоторых деревьев окаймлялись серебряными нитями, а силуэты древесных стволов – золотом. Вообще при взгляде на платье мадам Дюбуа можно было представить себя на лесной опушке, освещенной лучами солнца, пробивающимися сквозь листву и ветви деревьев.
Мадам Дюбуа была в таком огромном кринолине, что с трудом проходила в дверь. А ее парик искрился бриллиантами, соперничая с платьем. Лицо было сильно, но очень искусно загримировано. Правую щеку украшала крошечная мушка.
Глядя на мадам Дюбуа, Мишель вдруг почувствовала себя неловко. Как будто женщина, которую она хорошо знала и успела искренне полюбить, неожиданно куда-то исчезла, а вместо нее возникла совсем незнакомая, холодная и непонятная особа.
Однако глубокий, несколько хриплый голос хозяйки дома остался прежним. Это немного успокоило Мишель, и она постаралась прислушаться к тому, что говорила мадам Дюбуа. Оказалось, что та развлекала гостей довольно пошлым анекдотом из личной жизни Людовика XV. Но все слушали ее с большим вниманием. И это несколько шокировало Мишель. Она почувствовала, что стала пунцовой от стыда, и принялась яростно обмахиваться веером.
Из этого состояния ее вывел раздавшийся над самым ухом мужской голос:
– Вижу, что сказочки, которыми потчует гостей мадам Дюбуа, не слишком вам по вкусу. Не так ли?
Мишель обернулась и увидела стоявшего у нее за спиной элегантного молодого человека в костюме из светло-голубого атласа. У него было худое порочное лицо с измученными серыми глазами, в которых тем не менее прятался сарказм. Мишель, решив, что молодой человек все же заслуживает ответа на свой вопрос, бесхитростно сказала:
– Боюсь, что я не привыкла к подобным анекдотам. Скажите, пожалуйста, французы часто злословят о своем короле?
Молодой человек громко и искренне расхохотался, что никак не вязалось с его рафинированной внешностью:
– О, боюсь, что это так, мадемуазель. Откровенно говоря, для парижского света нет большего удовольствия, нежели посудачить по поводу личной жизни его величества. Обсуждается буквально все: что он делает в данную минуту, кто его любовница и сколько их, кого он соблазнил на днях. Не говоря о сотнях всякого рода мелких грешков, львиную часть которых выдумывают сами собиратели сплетен. Впрочем, так было всегда. Разве вы этого не знали? У нас считают, что чуть ли не первейшая обязанность короля – давать обильную пищу для непристойных разговоров о нем. И надо отдать должное нынешнему королю: он эту обязанность выполняет безупречно!
