– Итак? – спросила она.
– Итак, я…, – слова, которые Меган заранее подобрала, повторив раз двадцать, застряли в горле. Глаза ее наполнились слезами, и, несмотря на все свои клятвы и намерения, Меган заплакала. Закрыв лицо руками, она рыдала, пока Алекс не подошла к ней и не обняла ее. Девочки присели на кровать.
Наконец, рыдания Меган стихли. Взглянув на Алекс, она с удивлением увидела, что глаза подруги тоже покраснели от слез.
– Прости меня, – произнесла Меган. Не сказав ни слова, Алекс бросилась в ванную и вернулась, держа маникюрные ножницы.
– Дай твой палец! – воскликнула она. Меган протянула указательный палец и зажмурилась от боли, то же самое Алекс проделала над собой. Девочки прижали пораненные пальцы.
– Вот, – сказала Алекс, – теперь мы – кровные сестры. Это значит, что мы останемся лучшими подругами, что бы ни случилось.
– Ты уверена? – спросила Меган.
– Конечно, давай никогда не устраивать ссор, о'кей?
Меган кивнула, и, не разжимая рук, они отправились смывать кровь.
* * *
Прошло три месяца. Распрощавшись с Меган и Алекс, улыбаясь, Клементина шла к своему дому на вершине холма. Время от времени она торжествующе поглядывала на зажатое в руке свидетельство. Дойдя до дома, крайнего у дороги, девочка остановилась под большим искривленным дубом, росшим в конце двора. Прижавшись щекой к шершавой коре, она пристально смотрела на свой дом.
До сих пор Клементина не понимала, почему мать и отчим поселились именно здесь. Казалось, что более старого и уродливого дома просто невозможно отыскать. Краска, вернее, то, что от нее осталось, своим серым цветом напоминала небо в пасмурный день. Земля на участке была такой твердой и каменистой, что на ней ничего не росло, кроме сорняков.
Но отчиму Клементины, Джону, дом понравился.
– В нем чувствуется характер, – заявил он, – представьте только, как мы все вместе наведем здесь порядок.
Клементину передернуло. Будь она уверена, что он говорит серьезно, она сказала бы ему напрямик, что не желает работать с ним бок о бок. Но она знала, что это всего лишь напыщенные фразы. Если бы он только мог, то давно бы нашел ее отца и избавился от Клементины. У Джона не было ни времени, ни желания заниматься ею. Клементина догадывалась об этом по недовольным морщинкам в углах губ каждый раз, когда она заговаривала с ним. Стоило матери выйти из комнаты, голос отчима становился громким и неприязненным. Широко улыбаясь, произнося теплые, нежные слова, он старался хитростью заставить ее делать то, что хотел. Подобным образом отчим заставлял обвиняемых сознаться, ссылаясь на улики или свидетельские показания, которых и в помине не было. Он говорил, что действует в интересах правосудия. Черта с два! Клементина знала, что все, что делает Джон, он делает только в своих собственных интересах. Вздохнув, она вошла в дом.
