Лично я предпочел бы сидеть двумя кучками — каждая на своем конце стола. От четырех до шести — самое удобное число собеседников. Добавьте еще хоть одного — и общая беседа разобьется на несколько мелких, причем у собеседников будет ощущение, что они присоединились не к той. (Ко мне это не относится — разговор со мной по определению является самым интересным.)
Или превращается в монолог.
Естественно, сельские старосты читать монологов не стали. Хотя я бы с удовольствием послушал о гнили, одолевшей пшеницу в селении Телерен, или выяснил бы, что они думают об использовании побегов бобов мунго в качестве пищевых добавок.
Но об этом, разумеется, и думать было нечего; за супом — густым, наваристым черепаховым супом, щедро сдобренным молотым перцем и кругляшами моркови, проваренными ровно настолько, чтобы прожевать, и рулетами, горячими, только с плиты хрустящими и исходящими паром — У'Лен, как всегда, на высоте, — Брен завел речь о лошадях.
— ...хитрость в том, чтобы заставить коня не предугадывать наши желания, а мгновенно повиноваться. Любой болван может направить лошадь галопом к изгороди — и оказаться на той стороне, сам того не желая. Конник получше может предугадать, что лошадь собирается сделать. У самого же опытного конь просто ничего не сделает, пока ему не прикажут. Вот помню, однажды...
Эйя и Джейни внимали просто-таки завороженно, да и другие дамы тоже прислушивались.
Все, кроме Андреа. Она прикрыла рот сплетенными пальцами и только делала вид, что слушает.
Мне думается, я понимаю связь между женщинами и лошадьми — но меня это не заботит. Связь эта почти сексуальна — нет, я не имею в виду дурацких шуточек насчет бабы и жеребца. (Хотя все женщины, каких я знал, старались держаться подальше от жеребцов. Как и я сам. Нехолощенный конь мгновенно звереет, стоит ему учуять кобылу в течке или женщину с месячными.)
Понимаете, я ничего не имею против лошадей. За последние двадцать лет я прошагал тысячи миль, а проскакал вдвое больше и не хотел бы, чтобы оно было наоборот. Я предпочитаю машины, а еще больше, когда есть возможность, летать на Эллегоне — но, честное слово, ничего против лошадей я не имею.
С другой стороны, лошади — твари на удивление тупые. Они совсем ничего не соображают. Их можно загнать до смерти, если обращаться с ними плохо, но и привязываться к ним сильно нельзя — потому что иногда, когда сильно припечет, приходится их бросать. Однажды я целый день просидел в бочке для дождевой воды, дыша через тростинку. Вряд ли лошадь моя поместилась бы там со мной, а если бы я не нашел в себе сил ее бросить — очаровательная была кобылка, обожала лизаться, как собачка; надеюсь, она попала в хорошие руки, — она бы запросто выдала меня, и я был бы мертв, как пень.
