С трудом преодолевая каждую ступеньку, он поднялся по лестнице, открыл дверь и оцепенел, увидев Беатрис, сидящую у стола.
Она метнулась ему навстречу; чёрная, обшитая кружевами мантилья осталась на спинке стула.
— Я не могла не прийти, Кристобаль. Хотела дождаться тебя и сразу узнать обо всём. Я не находила себе места от волнения. Ты победил, дорогой мой?! Я знаю, что ты победил!
Он шагнул к окну, и Беатрис увидела, как печально его лицо. В ужасе она отшатнулась.
— Кристобаль!
Улыбка его более всего напоминала гримасу боли. Он усадил её на стул, сам опустился перед ней на колени, уткнулся лицом в её платье.
— Всё кончено, — простонал он. — Я лишился всего: надежды, доверия, собственной чести. До наступления вечера королю и королеве доложат, что я обыкновенный лгун и обманщик. Если они проявят милосердие, мне просто прикажут покинуть Испанию, если же король Фердинанд решит, что я должен расплатиться за жалкие гроши, которые выдавались мне, меня бросят в тюрьму.
Руки её нежно гладили Колона по волосам. Наконец он поднял голову, посмотрел на Беатрис.
— Меня ограбили.
— Ограбили? — От внезапно нахлынувшего страха Беатрис осипла. — Что? Что у тебя украли?
— Всё! — Он поднялся. — Всё, кроме жизни. Оставили только отчаяние и стыд, которые будут меня преследовать до последнего часа. У меня украли оружие, которым я мог сокрушить этих твердолобых учёных из Сала-манки, этих священников, которые не видят дальше собственного носа.
И Колон закружил по комнате, как разъярённая пантера, передавая Беатрис все насмешки, все намёки, которые пришлось ему выслушать.
Она сидела не дыша, побелев как полотно, её глаза не отрывались от лица Колона. А потом он остановился перед ней, горько улыбнулся.
— Таков конец всех моих грёз, моя Беатрис. Я должен идти в другие края, предлагать мои услуги кому-то ещё, но едва ли меня захотят слушать, потому что, как выяснилось сегодня, бумажкам поверят куда больше, чем человеку.
Беатрис упёрлась локтями о стол, обхватила голову руками. Она пыталась в точности вспомнить, какие слова удалось вырвать из неё Галлино. А вспомнив, поняла, как много сказала, сколь важные сведения узнал от неё венецианец.
И заставила себя заговорить.
— Когда ты в последний раз видел эти документы?
— Когда? Откуда мне знать? У меня и мысли не было проверять, на месте ли они. Даже в среду, когда я положил в жестянку письмо для Сантанхеля, о котором я тебе говорил, я не стал перетряхивать содержимое, уверенный, что документы в полной сохранности.
