— Вы ещё услышите обо мне. Ад и дьявол! Вас следует проучить. И будьте уверены, вас проучат.
Но дверь уже захлопнулась за спиной Колона. Дон Рамон развернулся к Беатрис.
— Это он? Кто этот негодяй?
— Оставьте меня. Уходите! Вы и так принесли мне много горя, — ответила Беатрис.
— Да? — оскалился он. — Великий Боже и все его святые! Я принёс много горя, а? Ну что ж. Не остаётся ничего другого, как идти дальше. Доведём дело до конца. Ударить меня! Меня! — Он заметался по комнате. — Клянусь Богом, это был его последний удар.
Ярость его заставила Беатрис сжаться в комок.
— О чём вы? — воскликнула она. — Что вы задумали?
— Задумал? — Он рассмеялся неприятным смехом. — Мои люди знают, что нужно делать. Когда они с ним разберутся, у вас станет на одного друга меньше.
В панике она схватила дона Рамона за руку.
— Матерь Божья! Что вы хотите этим сказать?
— Разве вам что-то не ясно? Вы думаете, можно оставлять в живых человека, который будет похваляться тем, что ударил меня?
— Вы задумали убийство! — ахнула Беатрис.
Дон Рамон вдумчиво посмотрел на неё, поскольку в голове у него созрел новый план.
— Мы можем это обсудить. — И он увлёк Беатрис к дивану.
— Присядем.
Колон, пулей вылетел из харчевни Загарте, едва не столкнувшись с крупным разодетым мужчиной, который бесцеремонно схватил его за руку.
Итальянский язык привёл его в чувство.
— Сеньор Кристоферо, что случилось? Куда это вы так летите?
— Не сейчас. Не сейчас. — Колон вырвал руку. — Дайте мне пройти. — И помчался дальше.
Рокка, поглаживая подбородок, следил взглядом за высокой фигурой мореплавателя, пока тот не скрылся за углом. Лицо его потемнело.
— Дьявол! — пробормотал он и твёрдым шагом вошёл в ворота. Он хотел убедиться, что Беатрис не была причиной столь необычного поведения Колона.
Он пересёк двор, быстро поднялся по ступеням, но по коридору, ведущему к комнатам Беатрис, уже крался на цыпочках. У двери он замер. Изнутри до него донёсся мужской голос.
— Поймите же, обожаемая Беатрис сколь выгодно быть моим другом и сколь опасно — врагом!
Фраза эта убедила Рокку, что появление его весьма кстати.
Он постучал в дверь, без дальнейших церемоний отворил её и вошёл.
Беатрис, сама печаль, сидела на диване с поникшей головой. Над ней, словно чудовищный паук, как показалось Рокке, навис долговязый, оливково-зелёный дон Рамон.
Рокка изобразил на лице изумление.
— Да простит меня Бог! Наверное, я помешал. О, извините меня, сеньора.
