Чао Тай внимательно выслушал краткое изложение беседы судьи Ди с Лян Фу.
— Лян подтвердил и то, что говорила мне певичка в храме: арабы — постоянные посетители притонов танка, так что у них хватает возможностей близко сойтись, — подвел итог судья. — Это также объясняет, почему цензора отравили ядом, известным только речному народу. Да и карлик, которого вы видели в винной лавке вместе с разбойничьего вида арабом, явно принадлежал к народу танка. И неизвестный нам человек, что удавил разбойника, пустил в ход такой же шелковый платок, как и танка. Поэтому можно предполагать, что те, кто противостоит арабским смутьянам, тоже привлекли на свою сторону танка. Все это пока непонятно. Но как бы то ни было, я не могу пойти на риск позволить арабам устроить здесь разгром и велел наместнику собрать совещание во дворце в два часа пополудни, дабы выработать предупредительные меры. А как дела у тебя, Чао Тай?
— Я отыскал танцовщицу, господин. По матери она танка. К несчастью, ее покровитель страшно ревнив, и девушка не осмелилась долго разговаривать со мной на лодке, где он поселил ее. Однако Зумурруд сказала, что время от времени встречается с ним в небольшом домике на берегу, чуть южнее храма Гуань-инь, и обещала уведомить меня о возможности увидеться там. Посещает она этот дом крайне редко, так как относится к числу отверженных и не имеет права жить на берегу.
— Знаю-знаю, — с досадой буркнул судья Ди. — Положение об изгоях следует упразднить, ибо это только позорит ваш великий народ. Долг повелевает нам просветить этих несчастных и даровать им равные права. А у морехода Ни ты побывал?
— Да, господин. И нашел его приятным и хорошо осведомленным собеседником. Но как я и ожидал, он мало что мог рассказать о Мансуре.
После того как Чао Тай передал историю, поведанную Ни, судья Ди заметил:
— Тебе следует быть поосторожнее с этим малым, Чао Тай. Я не верю его россказням. Это слишком отличается от того, что я узнал от Лян Фу. Мансур — богатый князек. С какой стати ему опускаться до вымогательства? И откуда Ни все это взял? Погоди-ка, дай подумать… Ни заявил, будто остался на берегу, так как ему пришлась по вкусу спокойная жизнь за изучением трактатов о загробной жизни? Но это явная ложь! Он моряк, а таким людям нужны куда более веские причины, чтобы торчать на суше! Я думаю, Ни сам был влюблен в ту женщину, а семья выдала ее замуж, пока он плавал. Вот моряк и сидит здесь, Надеясь, что престарелый муж рано или поздно помрет, предоставив ему возможность соединиться с возлюбленной. Само собой, Ни возненавидел Мансура за связь с этой женщиной, вот он и выдумал грязную историю о вымогательстве. Как тебе такое толкование, а?
