Чао Тай нахмурился.
— Веселость и общительность Яо не совсем искренни, — произнес он. — Этот торговец — не из тех, кого бы я с гордостью числил среди своих знакомых. Но чтобы оказаться замешанным в убийстве или политическом заговоре… нет, думаю, он не относится к подобным людям.
— Понятно. Тогда остается еще загадочная слепая девушка. Ее надо как можно быстрее. Отыскать, причем так, чтобы местные власти не успели ничего понять. Завтра утром ты, Тао Гань, по пути сюда зайдешь в судебную управу, дашь начальнику стражи серебряную монету и попросишь в виде личной услуги поискать ее. Объясни ему, будто это твоя племянница и она отбилась от рук, так что пусть докладывает непосредственно тебе. Так мы не подвергнем девушку опасности. — Судья встал и, одернув халат, скомандовал: — Ну а теперь давайте как следует отдохнем оставшуюся часть ночи! Советую запереть и заложить на засов двери, ибо отныне совершенно ясно, что вас взяли на заметку. Ах да, Тао Гань, после того как переговоришь с начальником стражи, загляни к градоправителю и передай ему вот эту бумажку. Я написал здесь имя и адрес певички, с которой беседовал во дворе храма. Вели господину Пао призвать ее к себе вместе с хозяином, выкупить и с первым же военным обозом на север отправить в родные края. И пусть выдаст женщине половину золотого слитка, чтобы она, вернувшись к себе в деревню, смогла выйти замуж. Все расходы — за мой счет. Я узнал от бедняжки много полезного, и она заслуживает награды. Спокойной ночи!
Чао Тай проснулся еще до рассвета, быстро умылся при свете единственной свечи, каковой снабдил его владелец постоялого двора, и оделся. Уже собираясь натянуть через голову кольчугу, он вдруг передумал, бросил тяжелое одеяние на стул и надел куртку со вшитыми изнутри бронзовыми пластиками.
«Мое лучшее средство от внезапного приступа боли в спине!» — пробормотал Чао, накидывая поверх куртки коричневый халат. Обмотав талию длинным черным поясом и прикрыв голову черной шапочкой, он сбежал по лестнице и объяснил смотрителю, что, когда за ним прибудет паланкин, надо приказать носильщикам дожидаться здесь. Покончив с этим, Чао Тай вышел.
На полутемной улице он купил у торговца, деловито раздувавшего угли в переносной жаровне, четыре горячие — с пылу с жару — масляные лепешки. Жизнерадостно жуя, Чао стал спускаться к воротам Куэй-дэ, и, когда он добрался до причала, восход еще только окрашивал алым мачты пришвартованных вдоль берега судов. Корабля Мансура видно не было.
