И вдруг эти глаза распахнулись широко, наполнились страхом. Да, да, страхом, даже ужасом, это я точно понял и сам испугался за девушку, заметался глазами, стараясь понять, что могло так испугать ее. Рядом стояли заплаканная мама, тетя Нюра с мокрым полотенцем в руках и еще какой-то парень, красивый, темный лицом, чернявый. Но все это я заметил лишь мельком, потому что снова перевел глаза на девушку. Почему-то я боялся, что она исчезнет. Теперь девушка смотрела на меня совсем по-другому, без страха, но с таким неистовым любопытством, словно я был по меньшей мере киноактером Бельмондо. Было ей года двадцать два, никак не больше. Я поморщился, подумав о своих тридцати годах, сразу понял: старик в ее глазах. Тут подскочила мама, оттеснила девушку, принялась поправлять что-то мокрое у меня на голове, запричитала слезливо:
— Хулиганы проклятые… На улицу не выйдешь… Разве можно человека по голове…
— Извините, что так вышло, — сказал парень, наклоняясь ко мне. — Это все я виноват. Не надо было оставлять сестру одну…
«Сестру», — отметил я про себя и улыбнулся обрадованно, привстал.
— Лежи, лежи, веселого мало, — всполошилась мама. — Сейчас доктор придет, что еще скажет.
Я отстранил от лица мамины руки, и девушка поняла, чего я хочу, снова наклонилась ко мне.
— Я вас где-то видел, — сказал я, мучительно напрягая память.
— И я вас… видела. — Она вопросительно посмотрела на брата. Тот опустил глаза.
— Я серьезно говорю.
— И я… серьезно, — оказала она, с удивлением рассматривая мое лицо.
Мне показалось, что она что-то знает и чего-то недоговаривает.
— Где вы живете?
— Из Еревана мы, дорогой, из Еревана, — решительно вмешался парень. — Ануш никогда не была в Москве. Первый раз ее привез столицу показать.
— Показал, — тотчас съязвила тетя Нюра.
— Вы Ануш? Аня, значит? Можно, я вас так буду называть?
Девушка кивнула и покраснела, отчего ее смуглое лицо, потемнев, стало еще красивее. И я понял, почему она покраснела: потому что своим «так буду называть» я как бы назначал ей свидание.
— А меня зовут Виктор…
Тут пришел врач — строгая пожилая женщина, — и она принялась бесцеремонно крутить мою голову в сильных сухих ладонях.
— Тут болит? Голова кружится? Тошнота есть? — сыпала она вопросы.
Затем села к столу, с завидной уверенностью выписала рецепт и ушла, кивнув с порога:
— День-два покоя. Если что — к участковому.
И исчезла, оставив в комнате ощущение покоя. Так бывает после грозы, когда уже отбушевали вихри и над землей растекается облегчающая расслабленность.
