Обстоятельства благоприятствовали этим ядовитым бестиям.
Екатерина Лефевр в парадном туалете, с искусной прической, вздымавшейся на голове в виде громоздкого сооружения, на вершине которого развевался громадный ток из белых страусовых перьев, в придворном платье с длинным шлейфом и в крайне стеснявшей ее мантии из светло-голубого бархата с золотыми пчелками и с герцогскими коронами, вышитыми по углам, появилась на пороге салона сияющая и в то же время смущенная.
Утром она вместе с Деспрео упражнялась в церемониале представления в качестве герцогини, место которой было подле императрицы наравне с королевами и, желая не ударить в грязь лицом, мысленно повторяла свою роль.
Толстый, величественный, краснолицый дворецкий, который уже много раз прежде впускал ее в Тюильри, поспешил провозгласить как можно громче:
– Ее высокопревосходительство супруга маршала Лефевра!
Екатерина повернулась к нему в пол-оборота и пробормотала:
– Ах прохвост! Он не знает своей роли.
Тем временем императрица, сойдя с трона, пошла навстречу Екатерине. Всегда очень любезная, Жозефина такими словами приветствовала жену победителя северной крепости:
– Как поживаете, герцогиня Данцигская?
– Что мне делается? Я крепка, как Новый мост! – без стеснения ответила Екатерина. – Ну а вы, ваше величество, надеюсь, тоже здоровы? – Затем, повернувшись к невозмутимому дворецкому, она сказала ему с жестом полного удовлетворения: – Что, съел, мошенник?
Герцогиня при подавленных смешках и многозначительных перемигиваниях заняла место в кругу дам.
Хотя императрица и старалась смягчить всеобщую недоброжелательность, обращаясь к новой герцогине с милостивыми словами, но Екатерина заметила, что над нею смеются Она стиснула зубы, чтобы не наброситься на этих нахалок и не заткнуть им глотки.
– Что нужно от меня этим фуриям? – пробормотала она. – Ах, если бы император был здесь, вот-то отвела я бы душеньку, отчихвостив их как следует!
В то время как среди дам поднялся оживленный разговор, темой для которого была Екатерина, взбешенная, что не может ничего ответить им, к ней подошел какой-то выбритый субъект с худощавым, хитрым лицом, на которого большинство придворных смотрело с особым вниманием, казавшимся одновременно полным как презрения, так и страха.
– Вы не узнаете меня, герцогиня? – спросил он, кланяясь Екатерине с притворной вежливостью.
– Нет, никак не могу узнать, – ответила Екатерина, – а между тем я готова поклясться, что когда-то прежде мы с вами встречались.
