— За последние двадцать с чем-то лет, я нажала каждую кнопку, какую могла, чтобы остаться в Питтсбурге, — продолжила Штормовая песня, — даже если это значило кланяться этой заносчивой суке, Воробьихе.[12]
— Почему? — Тинкер все еще спотыкалась. Многие эльфы впервые изучили английский в Англии во времена Шекспира, и имели забавный акцент, даже если они и исправили порядок слов в предложениях и выбор слов. Штормовая Песня говорила на правильном Pitsupavute, как будто этот язык был ей родным.
— Мне нравятся люди. — Штормовая Песня перешагнула одним длинным шагом через упавшее дерево и остановилась, чтобы предложить руку Тинкер — автоматический жест вежливости, который казался очень неуместным сейчас. — Им похуй, что могут подумать остальные.[13] Если они хотят что-то, что они считают подходящим для себя, их не волнует, что об этом подумает остальной ебаный мир.[14]
Тинкер удивила горечь в голосе воина. — А чего бы хотела ты?
— Я не была уверена, хочу ли я быть секаша, — она пожала плечами как человек, вместо того, чтобы прищелкнуть языком, как бы это сделал эльф. — Сейчас у меня сомнений нет. Ветроволк дал мне год, чтобы прочистить мозги. Мне нравится быть секаша. Так что у меня… как говорят люди… сложности с этим.
Это объясняло короткую стрижку, голубую окраску волос и легкий налет бунтарства, который в ней чувствовался.
Внезапно Штормовая Песня крутанулась влево, толкая Тинкер себе за спину и одновременно выкрикивая горловую команду для активации магических щитов. Через голубые татуировки на ее руках хлынула магия и вспыхнула мерцающим голубым светом, который окружил ее тело. Штормовая Песня выхватила свой меч из железного дерева и согнулась в стойке готовности.
Тут же другие секаша активировали свои щиты и выхватили мечи, сгрудившись вокруг Тинкер. Они внимательно осматривали окружающую местность, но пока ничего видно не было.
Они находились в ненаселенной части Края, где молодые железные деревья смешивались с земным лесом и колючим кустарником, образуя практически непроходимую чащобу. Они стояли на оленьей тропе, шириной в одного человека, извивавшейся между плотным подлеском. В какой-то момент все замолчали и замерли. Тинкер осознала, что даже птицы затихли; даже они не хотели привлечь внимание того, что испугало Штормовую Песню.
Пони сделал жест левой рукой на Языке клинков.
— Что-то собирается напасть, — прошептала Штормовая Песня на эльфийском, опять становясь секаша
