Дома у Анне чудесно. Я удивилась, когда увидела, что они вовсе, не так богаты, как я думала. У них всего две комнаты в большой общей квартире. Я почему-то воображала, что у них в доме такая же обстановка, как у одного директора, к которому бабушка в молодости ходила убираться: все стены в зеркалах, а в зале настоящая пальма и целых два рояля, хотя никто не умел играть на них. Все это от большого богатства, но сами они считали себя такими бедными, что когда бабушка нечаянно разбила одну вазу, так ей пришлось две недели работать без жалованья. Такие это были странные богачи.
Ну да, зеркал и роялей у Анне не было, но все же у нее дома красиво и даже, наверно, красивее, чем у этого директора. У них так светло, и чисто, и тепло, и, когда мы вошли, по радио передавали что-то очень хорошее, а мама Анне накрывала на стол, и меня тоже позвали пообедать.
Но мне стало страшно при одной мысли, что я должна обедать в этой светлой, чистой комнате за столом, накрытым белой скатертью, за которым, кроме Анне, будут сидеть еще ее мать, отец и старший брат! Я наверняка пролила бы суп или натворила бы еще чего-нибудь и поэтому сказала, что меня ждет бабушка и мне надо поскорее возвращаться домой. Да это и правда, потому что бабушка привыкла, чтобы я из школы шла прямо домой, и, если мне случается опоздать хоть на минуточку, уже приходится объяснять, почему.
Но опаздываю я редко, потому что ходить мне некуда. На пионерские сборы я не остаюсь – ведь я не пионерка. В третьем классе, когда почти все наши ребята стали пионерами, мне еще не исполнилось девяти лет, а год спустя никто и не подумал о том, что ведь и я могла бы вступить в пионеры. Так мне никто ничего не сказал, а сама я не посмела навязываться. Говорить со мной не стали, наверно, потому, что с учением у меня неважно, да и болела я часто. И хорошо, что не говорили: бабушка все равно не разрешила бы мне на сборы ходить.
Теперь я уже привыкла к тому, что я не пионерка и никто со мной не водится. Вроде иначе и быть не могло. Но в тот раз, когда я сказала матери Анне, что не могу остаться обедать, мне очень захотелось, чтобы и меня куда-нибудь приглашали, ну, хотя бы в этот веселый, славный дом, где было все, о чем можно мечтать.
Меня не стали удерживать. Мать Анне сразу согласилась со мной и похвалила за то, что я слушаюсь бабушку. Ну что ж, хорошо хоть, что меня похвалили.
Анне отдала мне пять номеров «Пионера», а шестой обещала принести в школу, как только он выйдет. Я прижала журналы к груди и побежала домой.
