Рассмеявшись, я почувствовал, как кто-то впился мне в спину. Я обернулся и с ужасом заметил безумную скульпторшу Карин Франк, учившуюся со мной вместе в Академии Художеств, но уже год назад закончившую, сделавшую диплом у итальянского концептуалиста
Микеланджело Пистолетто, уехавшую после этого на стажировку в
Россию, но, к несчастью венской богемы, рассчитывавшей, что она оттуда уже никогда не вернется, оттуда благополучно вернувшуюся.
Отделаться от этой особы было непросто. Ее сумасшествие заключалось в недержании речевого потока, всегда похожего на жидкий поток экскрементов. Особенность этого потока состояла в том, что складывался он из беспардонных расспросов, смешанных с ее отвратительными личными откровениями.
– Ты в Вене? А кто это? Он тоже русский? Вы давно знакомы?
Хорошо, что я тебя вовремя заметила. Куда вы идете? Можно, я пойду с вами? О чем вы разговаривали? – заорала она, и, не дав мне ответить, продолжала, – Знаешь, у меня из левой груди капает молоко. Я не знаю, почему оно капает. Я ведь ни с кем не ебусь! Но оно капает, просто льется, как из ведра. Я хочу сделать видео. Ты должен мне в этом помочь! Ты помнишь мою деревянную скульптурку спортсмена в форме австрийской олимпийской сборной, которую я выставляла в галерее "Арт-фабрик"? Я надену на нее презерватив и засуну себе в пизду, а ты все это на камеру заснимешь. А потом еще крупным планом, как молоко из груди капает. Получится концептуальный клип.
От возбуждения многочисленные гнойные угри на лице Карин покрылись обильным потом, она тяжело дышала, источая из полуоткрытого рта потоки омерзительных запахов. Я глянул на Юру и заметил, что его начинает тошнить. И от самой Карин и от ее безумных идей.
– Карин, нам с Юрой надо поговорить о чем-то важном.
– Не волнуйтесь, я вам не помешаю.
– Нет, помешаешь, пойми меня правильно.
– Давай тогда зайдем куда-нибудь выпить пива, буквально на десять-пятнадцать минут. Я должна обсудить с тобой еще одну супер-важную концептуальную идею. А потом я вас оставлю. Давай, иначе я от вас не отстану!
– Ладно.
Мы зашли в "Blaues Cafe" недалеко от Академии Художеств. Там было пустынно. Студенты еще не приехали, а для остальной публики еще не настало время. Кафе обычно наполнялось к полуночи, когда начинали закрываться расположенные по соседству ресторанчики, а народ все еще жаждал выпивки.
Нам принесли мутного пшеничного пива с ломтиками лимона поверх пены, и Карин снова затараторила:
