Будилов из варшавского вагона не вышел. Он из него выпал. Вместе с Будиловым из вагона вывалились его картины, которые он с собою привез.
– А где Карин? – спросил он, опасливо озираясь по сторонам.
– Она ждет тебя дома.
– Это далеко? – поинтересовался Будилов.
– На Терезианумгассе – минут за десять дойдем.
Будилов привез с собою гармонь, на которой играл летом в
Норвегии, чтобы заработать денег.
– Буду играть на Марияхильферштрассе, – заявил он. – Там можно играть?
– Наверное, можно.
– У меня еще есть полбутылки водки, хочешь глоток?
– Давай!
Пока я пил из бутылки, Будилов прилег на асфальт.
– Ты что, собираешься здесь спать?
– Устал с дороги. Хочется полежать.
– Вставай, полежишь у Карин.
Я с трудом взвалил пьяного Будилова на плечи и, матерясь, поволок его по венским улицам вдоль Бельведера вместе с картинами и гармонью навстречу его новой судьбе.
Непредвиденные трудности. Юра выдает себя за психиатра.
К подготовке предстоящего мероприятия я подошел с лихорадочным энтузиазмом. Прежде всего, я пообещал Клавдии все, что она от меня хотела. Кучу перформансов, кучу голых поэтов и поэтесс, слайд-шоу, видео-показы, прочее. И, разумеется, голого лондонского психиатра
Карла Йенсена…
Конечно, у меня был подсознательный страх, что Йенсен может не согласиться, но я его в себе сознательно подавил. Мой страх имел под собой основания. Год назад, когда мы делали фестиваль в лондонском
Ай-Си-Эй, Карл Йенсен был ведущим британским специалистом по наркотикам, но у него еще не было теплого профессорского места в
Новой Зеландии, в сказочной далекой стране, где много солнца, девушек и диких обезьян.
В итоге сбылись самые худшие ожидания – Йенсен лететь в Вену отказывался. Мне нужно было сообщить об этом Клавдии. Я чувствовал, что это ее убьет, поскольку она уже пообещала Йенсена своему руководству. Им всем хотелось увидеть голого психиатра. Мы делили шкурку неубитого кролика, которого я пообещал вытащить из рукава.
Я был в отчаянии. В данной игре я определенным образом блефовал.
Мой блеф не удался. Но я был не виноват. Во всем был виноват
Гадаски. Это он подорвал устои лондонского клуба голых поэтов. Он женился и лег на дно. Он ничего не делал. Это он не смог уговорить
Йенсена, поскольку это был его контакт. А, может быть, он Йенсену и не звонил.
Все дело в том, что Йенсен был бывшим бой-френдом Габи – нынешней благоверной супруги Гадаски. Это она его тогда нам сосватала. Но затем мерзавец Гадаски нагло отшил Йенсена и женился на Габи. Тут я мог понять Йенсена. Ведь люди в своем поведении по-прежнему руководствуются элементарными убеждениями дикаря: если ты украл чужую жену – это благо, а если у тебя украли жену – это зло.
