Отбросив мухобойку, Елизавета Ивановна без спроса взяла с тарелки путешественников ломоть хлеба и стала крошить его на пол, перед лицом нетерпеливо извивающейся артистки. Затем она взяла мухобойку и так саданула ею по столу перед самым носом задремывающего Олега
Константиновича, что тот едва не слетел с лавки и уронил на пол свои синие очечки, мухобойка переломилась надвое.
– Алле! – звонким, юным, чистым голосом крикнула трактирщица.
Постанывая, облизываясь и все оборачиваясь к зрителям искаженным лицом, Глафира поползла, обнюхивая кусочки хлеба один за другим, играя с ними длинным ловким языком и урча, прежде чем поднять губами и проглотить.
– Алле! Алле! – не унималась Елизавета Ивановна, прихлопывая в ладоши и едва не плача от веселья. – Ой, не могу!
Доведенная до изнеможения слезами смеха, трактирщица достала из кармашка передника комочек сложенных банкнот, наотмашь бросила его на пол перед арти-сткой и убежала за ширму, словно боялась описаться.
– Олег Константинович, алло! – Филин деликатно потрогал краеведа за плечо, но тот уткнулся в стол, используя вместо подушки собственные руки, и не подавал никаких признаков жизни, кроме посапывания. – Мосье краевед, всего несколько вопросов!
Бедин, даже теоретически не принимавший принципов ненасильственного убеждения, вздернул слепого музыканта под мышки, как на вешалку, и, пока тот оседал в исходное положение, нанес ему два продуманных хряских удара под дых. Лицо краеведа исказилось во сне, сам же Олег Константинович, как подстреленный, стал заваливаться влево. Придав краеведу кривую устойчивость, Феликс стал щипать его своими цепкими пальцами за ноги и плечи – без толку; даже если бы огромный голодный орел слетел сейчас с вершины Кавказских гор и впился клювом в печень Финиста, это не вернуло бы его в сознание. Бедин отвесил сельскому интеллектуалу несколько смачных пощечин, придавших краски его мертвенным ланитам, а затем стал энергично растирать ладонями его уши – с таким же успехом он мог бы добывать из них трением огонь.
– Напрасный труд! – заметила Глафира, занимавшаяся переодеванием, причесыванием и раскраской со свойственным актрисам бесстыдством. -
Однажды местные трактористы, у которых он растратил винные деньги, опускали его под воду на две минуты и прижигали пятки сигаретами – и все зря. Он сам очнется минут через сорок, но не раньше. А теперь вы можете его убить.
– Но он выпил всего-то граммов пятьдесят! – удивился Филин, обходя взглядом груди Глафиры, подпертые снизу черным кружевным лифчиком, который она как раз пыталась застегнуть. Щелк! Две прозрачные черные авоськи туго охватили свое грузное содержимое.
