Записи в трудовой книге между 05 1970 и 10 1971 изложены двумя строчками. Примерно так же кратко можно было бы сказать и о событиях того года. Меня снова позвали на сборку. Даже начальство вспоминало меня как неплохого мастера. Я согласился, но поставил условие, что числиться буду на рабочей сетке, а исполнять должность мастера. Как ни странно, такое условие увеличивало мою зарплату раза в полтора (ведь рабочий класс в ССР – гегемон, ему деньги и почет) и, снимало возможность наложения на меня взысканий как на представителя ИТР.
Начинался период вступления в самый важный период моей жизни. Это период радикального изменения системы ценностей, морального и духовного преобразования моей личности. Мироздание раскрывалось передо мною через систему своего нравственного порядка, указывая, что есть место в нем принадлежащее и мне.
– Тут я должен с тобой не согласиться, – внезапно запротестовал
Йорик, – Ты упустил одно из важнейших событий – твое крещение!
Нет, я не забыл, но мне хотелось рассмотреть это отдельно, правда, в таком случае нарушалась хронология. Поэтому я согласился с
Йориком и погрузился в воспоминания.
У каждого человека, который интересовался религиозными вопросами, наверняка было несколько открытий Библии. Сперва я прочитал ее, потом перечитал, потом открыл. Открытие последовало за изучением
Нового Завета, не как исторического документа, а как руководства к действию. При всем моем скептицизме, который был следствием осторожного подхода к социальным, экономическим и прочим теориям, я считал, что свое размежевание с атеизмом необходимо закрепить ритуалом, объединяющим нас с верованиями и традициями народа, к которому мы принадлежим. Я решил принять крещение, которое будет не формальным обрядом, а осмысленным погружением в христианство. В это время мой друг по лагерю иеромонах Варсонофий, (Боря Хайбулин), служил в Муроме, в отдаленной от города церкви на погосте. Я помню, как добирался туда, через огромные квадраты созданные "великим
Сталинским планом озеленения природы". Это были густые полосы ярко-зеленых деревьев, отделяющих желтые пространства созревающей пшеницы. В тени нетронутого Муромского леса стояла великолепная церковь, обнесенная металлической оградой, внутри которой прятались кресты и надгробные плиты. Под уходящим высоко-высоко куполом храма я был единственным совершающим обряд крещения. Для меня приготовили купель. Когда я вышел из нее и перекрестился, оказалось, что я сделал это не совсем правильно – слева направо, по католически, а не по православному – справа налево. Варсонофий пошутил, что во мне видимо, сработала польская кровь, вспомнив свои католические корни.
