Помню, как ночью мы разговаривали с тобой в коридоре общежития и вдруг безумно захотели друг друга. Я была в шубке, а ты в толстой неудобной куртке, но это не помешало тебе мгновенно разобраться в бесчисленных складках одежды, развернуть меня к окну и взять меня сзади, страстно шепча мне на ухо: "Я тебя ебу, мою маленькую сучку, я подкрался к тебе сзади, а ты не успела убежать, мое покорное животное". Я уткнулась носом в стекло, передо мной качались ночные огни города, а в небе кувыркались звезды. "Так, наверное, делают любовь эскимосы, – думала я.
– Там же холодно, они не могут раздеться.
Они задирают полы шуб и совокупляются сквозь проделанные в одежде дырочки".
В коридоре послышались чьи-то шаги и голоса, но мы не прекратили наше ритмичное движение навстречу друг другу. Мимо прошла целая компания и не обратила на нас никакого внимания. То ли просто не заметили (с виду мы напоминали романтичную парочку, которая изучает в окне звезды), то ли не захотели заметить. Ведь влюбленные в ДАСе всегда могут рассчитывать на сочувствие.
У Кирилла было все, что должно быть у мужчины, а лицо сохраняло очаровательное мальчишеское выражение. Его все любили и баловали. Его обаяние, такт и внутренняя грация производили неизгладимое впечатление на женщин. Когда он пускал в ход свою застенчивую улыбку и все лицо озарялось милым мечтательным сиянием, его сразу хотелось притянуть к себе и погладить. Пожилым матронам он нравился за свою врожденную вежливость.
Мне нравилось наблюдать, как Кирилл, человек отменного воспитания, с крепко взнузданным половым инстинктом, превращается в постели в неуправляемое животное.
Супервежливый интеллигентный молодой человек в момент райского блаженства изрыгает столь чудовищные выражения, от которых даже портовый грузчик залился бы румянцем смущения. Это его второе, звериное, "я" возбуждало меня до крайности.
Приятно было сознавать, сидя с ним в светской компании, что, как только гости выйдут за порог и он доберется до меня своими щупальцами, мигом слетит с него маска деликатности и добропорядочности.
Кирилл утверждал, что единственная поза для любви – это поза животных, когда кобель набрасывается на сучку сзади. "В этом положении самка не может укусить, – говорил он. – Так делали любовь наши предки. Первобытная женщина наверняка не находила удовольствия в сексе и считала его грустной неизбежностью. Она, как всякая сучка, сопротивлялась и убегала от своры самцов. Значит, надо было ее поймать, бросить на землю и яростно взять ее, рычащую от злобы".
