Перед сном жалко стало Шарика, и мама отвлекла меня хорошим, родным голосом. "Эх, не успела заснуть",- посетовала я. Сейчас поставит мои ноги в таз с холодной водой. "Ножки мои, ножки, и кому ж вы только достались?" Я канючу, зеваю, вскрикиваю, когда она ногтем больного места касается. Падаю, погружаюсь в глубокий сон, а мамочка еще вытирает мои непутевые ноги.
Наступает утро, пахнет молоком, оладьями и зубным порошком.
– Дочка, вставай, поедем в степь. Там начальство из района будет, сделаем маленький концертик. Ты закончишь.
– Ой, мама, мамочка! – вскочила я.
– Шо таке? – напугалась матерь.
– Мама, я поеду в степь… но, мамочка, сперва в наше сельпо зайдем.
– А чего мы там не видали? Ну, зайдем, все одно мимо.
– Тетя Ася,- кричу я,- открывайте двери!
– Шось горыть?! Чи шо? – отзывается продавщица.
Мы заходим. Матросочка на месте. Вроде туманом взялась, живая…
– Мама, бачишь?
– Бачу, дочка.
Мама услышала от меня просьбу такого рода впервые. Она спокойно оглядела матросочку и попросила продавщицу подать ее.
– Дорого, Петровна. Дуже дорого, як за платье на здорову людыну.- Мама неторопливо взяла мою мечту, понюхала, отставила на вытянутые руки и цокнула языком.
– Якая кра-со-та-а…
Она разложила матроску на прилавке и с легкой улыбкой задумалась.
– На шо она тебе? По огородам лазить и чужие груши рвать? – решила поддержать маму тетя Ася.
– Побудь тут, дочка. У батькаЂ там шось есть…
Она пошла быстрым шагом, а тетя Ася, увлекшись авантюрой, предло жила:
– А ну, давай померяем.
– Нет! – крикнула я.- Мерить не надо – подходит! Понятно?.. Ну, ладно, давай померяем!
Я прижала к себе матросочку, понюхала, как мама, и быстро поменяла сарафан на чудо-обмундирование. Тут и мама вернулась. Я возле магазина попрыгала счастливая, мама расплатилась, и мы пошли. Я впереди, она сзади, держа в руке мой сарафан.
– Ну и матросочка… Ну и люди! Придумали такую одежду для девочки,- негромко восхищается она.
Я до самого "концертика" бегала по хатам и дворам. Просили покружиться – пожалуйста! Юбка поднималась, как зонтик.
Мальчик, медленно проходя мимо меня, грустный, с влажными глазами, шепнул:
– Мне тебя жалко…
Ему было девять лет, как и мне. Я опешила от непонятной доселе печальной ласки. "Жалко" получилось как "люблю". Кинулась прыгать с телеги на телегу, чтоб скрыть испуг и согласие с его
"жалко".
В степи, на концерте, ели много, а дядьки выпивали. Мама шепнула: "Те стишки, что про Ежова, не рассказывай". "Ладно".
