Ничего из себя не представляющая жена убедила муженька, что тот
Богу должен молиться за подарок в лице супруги. Это она снизошла до него, подарила себя ему.
Съемки идут. Жена сидит под деревом, от мух отмахивается, а
Зинка в купальнике загорает неподалеку. Вдруг наш ненаглядный наклонился над плотницкими инструментами, собрал в кулак штук шесть гвоздей-двухсоток, засунул за ремень молоток, деликатно взял свою супругу под руку и повел на второй этаж дачи, где они квартировали.
Слышатся мощные удары молотка, потом наш герой спускается и кивком головы подает Зинке знак к отходу.
– Дорогой! – кричит режиссер.
– Креста у тебя на животе нету,- отвечает ему "дорогой" и тает с
Зинкой в зарослях.
Что за фокус? Оказывается, жена заперта на втором этаже – вернее, замурована за забитой дверью, а нашему герою – несколько часов свободы от всего и всех…
А между тем Москва свои жернова крутила. Как-то зазвонил телефон.
– Нонночка! Наш кинотеатр "Космос" устраивает юбилейный вечер, творческий отчет героя вашего фильма.
– Отлично… А я при чем?
– Ну как же! Вы в стольких фильмах с ним встречались!
Расскажете, вы можете…
– Хорошо, я согласна.
Времени было еще достаточно, но дама из кинотеатра дергала меня чуть ли не каждый день, да и не только меня – всех почти из нашей съемочной группы.
– Раз сказала – буду.
И вот по закону подлости ближе к юбилейному вечеру ненаглядный наш и канул со съемок с буфетчицей.
Я ничего не знаю, продумываю, что надеть, как выглядеть хорошо, что сказать…
В назначенный день долгожданный звонок.
– Нонна Викторовна, мы вышлем вам машину к семнадцати часам, начало в восемнадцать.
Выхожу, сажусь, еду… Водитель молчит. Чувствую, витает напряженка. Подъезжаем. У входа стоит бледный, словно мелом припудренный наш администратор Эдик.
– Что с тобой? Ты болен?
– Хуже.
– Юбилей-то будет?
– Обязательно, но… без юбиляра.
Мы переглянулись с пришедшими актерами… Стали думать.
– Ну, Нонна, что вы, не выкрутитесь? Такая бригада!.. Я предлагаю так: все выходим на сцену, аплодируем и садимся на стулья под экраном. Вы по очереди будете рассказывать о нем все, что только можно. Шалевич пусть, как от театралов, начинает, а ты, как от киноактеров. Я за это время съезжу в Монино на съемки и упаду в ноги режиссеру, чтоб отпустил его на вечер.
– А почему так уж падать? Всегда отпускают. Что мы, его съедим, что ли?
– Вы же знаете, какой режиссер вредный! Он никогда не отпускает актеров из экспедиции, кроме как на спектакль. Ладно, ребята, я поехал, а вы начинайте.
