Какая она добрая и хорошая.
Люда радовалась быстрому приходу жарких дней. О чем-то спросила и вдруг предложила: "Давай через неделю поедем с тобой на
Аэропортовские озера. Согласен?".
Она еще сомневается.
Через неделю с утра я стоял под ее окнами.
– Люда! – позвал я.
– А, это ты…- Марчук появилась в окне. – Как дела?
– Люда, я за тобой.
– За мной? – Марчук наморщила лоб.
– Забыла? В прошлый четверг договорились поехать на
Аэропортовское озеро.
– На Аэропортовское озеро? – Люда до пояса высунулась из окна.
Что с ней? – Ой…!Забыла… Извини…- Она задумалась. – Та-ак…
Сегодня ведь тоже четверг?
– Ну и что, что четверг?
– Как ну и что? Разве ты не знаешь? После обеда горячую воду будут давать.
– Люда… Можно и в Аэропортовском озере искупаться. Возьмем мыло с мочалкой… Вода там чистая и теплая.- я не отступал.
– Не сердись. Давай в другой раз. Хорошо?
– Ладно.
Хорошо то хорошо, но если бы Люда знала, как я ждал четверга.
Таракан кличкой обязан другу Галимжану Каймолдину. Галимжан звал его так за то, что когда дружок напускал на себя загадочность, то усики шевелились у него точь в точь как у насекомого.
Самого Галимжана красавцем назвать трудно, но успех у девушек тоже имел. С набриолиненным коком, с начищенными до зеркального блеска туфлями выходил он из подъезда и горделиво посматривал по сторонам, словно говоря: ну и кто мне скажет, что я хуже Таракана?
Лоб у Галимжана обрывался чересчур круто, глаза посажены глубоко, нос напоминал плохо прилепленный обрубок. Другой их с Тараканом общий друг Руслан поименовал Галимжана "Тупорылым".
Дружил я с младшим братом Галимжана – Пельменем. Звали Пельменя
Берик. Добродушный и покладистый. Покладистым мальчиком был и его друг Давид Болтянский. Всем был бы угоден Давид, если бы упорно не скрывал, что он стопроцентный еврей.
Старшие пацаны мучали его: "Признавайся, ты ведь еврей". Давид отказывался от еврейства и стоял на том, что он якобы чистый молдаванин. В доказательство ссылался на то, что приехали они из
Кишинева. А там, мол, почти все такие, как он.
Однажды Давид заигрался с карбидом. Полыхнуло, раздался звук, который привлек соседку со второго этажа. Соседка высунулась из окна и осыпала бранью Давида. Мальчик огрызнулся. Белесая тетка с горестной укоризной покачала головой:
– Эх, еврей, еврей, еврей…
Давид враз уменьшился в росте, втянул в себя голову. Я стоял рядом и все слышал. Ехидство накатило на меня и я спросил: "Что она сказала?".
Давид покрылся багрянцем и силился изобразить улыбку. Оглядываясь по сторонам, он выдавил из себя:
