Расновский учил играть нас на пианино. Высокий, с узкими плечами, в свитере из тонкой шерсти, утонченный Расновский парень себе на уме и от того еще более привлекательный.
Доктор напевал "Выткался над озером алый свет зари" и просил
Борю: "Научи меня играть "Черемшину". Боря кивал головой и склонялся над клавишами: "Смотри и запоминай". Играл на пианино Расновский может и хорошо. Но не в этом была его соль. Соль Бори Расновского заключалась в отсутствии у него склонности к пустым, бессодержательным разговорам, в том, как он избегал больших и шумных компаний. Чувствовалась в нем глубокая внутренняя сила, свойства, которые напрочь отсутствовали в Докторе.
Резников намного проще Расновского. Он приносил мне семечки и во дворе на скамеечке за лузганьем мы разговаривали с ним.
– В армии служил?
– Да.
– В 56-м восстание в Венгрии видел?
– Нет. Откуда про Венгрию знаешь?
– Ситка говорил.
– А…
Боря Резников охотно слушал измышления Ситки Чарли. Брат просвещал студента с чувством, с расстановкой.
– В сорок пятом русские устроили кровавую баню. Борис, тебе известно, сколько в Берлине, в одном только метро, положили они народу? Да… Хотя откуда тебе знать… А Сталинград? Ты никогда не слышал, как пищат и стонут души немецких солдат из Сталинграда?
Резников удивленно заморгал.
– Нет, не слышал.
– Души Сталинграда пищат в трамвайных рельсах на поворотах.
– Пищат? Как пищат?
– Они пищат: "Папа, папа…!".
Я не удержался влезть:
– Папа – это ты?
Ситка рассвирипел:
– Пошел вон отсюда, падла!
Из институтских к нам приходил еще и Зиг. Звали его Асхат, был он татарнном и прозвал его Доктор Зигом в честь старшего сержанта
Асхата Зиганшина, того самого Зиганшина, что 49 дней с друзьями без воды и хлеба проплавал в Тихом океане. Как и Доктор, Зиг горазд на импровизации. На пару они дурили лопухов в преферанс.
Доктор и Зиг продумали и до мелочей отработали набор знаков и сигналов. Жертвы специально не подбирались – кто попадет, того и казачили. Забирали деньги и уходили в загул.
Декабрь затянулся. День на день не похож. В квартире уже поставили телефон. А последний месяц 60-го не спешил уходить.
Сосед по парте Кенжик не только бурчал. Он умел смешно и точно рассказывать. Про меня же в школе и у себя во дворе Кенжик распространял небылицы. Вернее, не про меня. Про Шефа.
Так, заслугами Кенжика окружающие знали, что я брат Шефа.
Мы идем по Уругваю.
Ваю! Ваю!
Ночь хоть выколи глаза,
КГБ не может нас поймать!
О, сэр Антонио, как это по-русски?
