И все больше воды оседало в скалах и песках, в каменных россыпях и расщелинах, все богаче становилась роса, все гуще туманы. Разумеется, в любом случае арракинской Хаммаде, например, далеко до легендарной пустыни Намиб, овеянной дыханием океана, или до Сахары с ее ежегодными наводнениями – но для Дюны такой переход очень заметно менял положение вещей. Воздух начал остывать, и на главных широтах пардотовых опытов наметилось такое чудо, как нарастающая умеренность климата. Не буду утомлять читателя биоценологическими подробностями, скажу лишь, что тогда-то и ударил час. Сработали биоактиваторы, и растительный бум неудержимо выстрелил.
Плодовитость растений подскочила до небес, циклы размножения закрутились с невиданной скоростью. Захватывая громадные территории, красная сосна в несколько лет ушла за экватор, и тысячи квадратных километров дюн покрылись ее сеянцами. Следом двинулась лиственница, проникая своими корнями на невероятные глубины, забираясь в подземные коммуникации и сооружения. В образовавшейся тени резко подскочило влагоудержание и энергично пошел процесс растворения грунтовых солей. Тогда настал черед даурской солянки, этого живого насоса минералов почвы.
Если посмотреть на карту, то видно, что изменения прошли двумя большими языками с северо-запада на юго-восток по обоим Рифтам до экватора, и далее уже отдельными пятнами. Никаких естественных врагов у голосемянных на Дюне не было, очнувшиеся активаторы буйствовали, и в шесть-семь лет значительная часть обоих полушарий зазеленела. То, что произошла катастрофа, Свободные поняли далеко не сразу, разбросанные там и сям по барханам очаги кустарника смотрелись сущим пустяком. Но в первые же годы на залесенных территориях, не вынеся кислотности и засоления почв, погиб песчаный планктон. Затем, ломая тысячелетний маршрут, эти места начали покидать взрослые черви, численность Шай-Хулудов стремительно пошла вниз, ареал, сокращаясь, исчезал буквально на глазах, а вслед за ним исчезала и промысловая зона! Северные провинции, за редким исключением, оставались без спайса, и фримены Магриба оказались в положении, которое можно было назвать по меньшей мере бедственным.
При столь катастрофическом падении добычи цены на спайс должны были бы подскочить до небес, и тем самым в известной мере смягчить удар по фрименской экономике. Но эпоха правления Муад’Диба как раз и знаменита постоянным снижением цены на арракинский меланж, а после печальной памяти моратория двести одиннадцатого года это снижение перешло и вовсе в обвал – и эти рыночные котировки повлияли на судьбы Свободных куда больше, чем все решения и реформы императора Атридеса.
