Парни смущенно топтались возле двери и во все глаза рассматривали убранство дома на дереве. Вся утварь вроде как знакома, но выглядит иначе, чудно. Чего стоили полати, шедшие не вдоль стен, как у венедов заведено, а в два ряда вверх. Чудно? Чудно. Но и умно при этом. Места-то в доме больше! А шкуры, укрывавшие изнутри весь пол и стены дома. Венеды никогда не подумали бы так нерачительно расходовать меха. Это же уже не дом, а какой-то мешок. Однако благодаря ему, сам сруб можно было ставить из гораздо более тонких бревен, которые легче поднимать над землей…
Волькша от восторга даже позабыл усталость. Видано ли дело, не Година Евпатиевич, а Волкан Годинович будет за семейным ужином рассказывать про чужеродные обычаи. Хотя разве карела – чужеродцы? Да у половины Ладонинских жителей пусть в дальней родне да карела обретается. Но, как сказала Кайя, олонь – не карела. И, Радомысл свидетель, так оно и было.
– Ну, и что вы там топчетесь у дверей, как два суслика возле норы? – раздался насмешливый голос Кайи. – Скидывайте обувку и садитесь за стол. Испейте пока велле, а я покамест разогрею репу с кабаньими ребрами.
О карельском овсяном киселе Хорс прожужжал Олькше все уши. Но, как это обычно бывало с отцовскими рассказами, сын не верил в них ни единому слову. Да и как тут поверить, когда что ни день – на столе или овсяные блины, или каша, и от этой еды ничего особенного ни с кем не случалось. А послушать Хорса, так те карелы, что велле хлебают каждый день, и хвори не знают и усталости не ведают.
– Да все потому, что венеды настоящего киселя варить не умеют, – бывало до хрипоты распинался огромный ягн: – Ведь они, как та же хоть жена моя, овса натолчет, водой зальет и в печь. Хорошо если масла туда кинут или сушеных ягод для смака. А как от варева пар валить перестанет, так они его хлебать и начинают. Не по уму это! Велле – он же два раза забродить должен. Один раз он бродит, после того, как сырое толокно в воде размокнет. После чего его сварить надобно. А сваришь, не спеши! Тут велле второй раз сбродить должен. После чего его надо уже со всякими сладостями да пряностями сготовить. Вот тогда уж это будет всем киселям кисель…
Несколько раз Умила пыталась угодить мужу и сквашивала толокняную разболтуху. Только ничего из этого не получалось. Запах в избе стоял хуже, чем от бражки, и никакими взварами и медами нельзя было унять пивную горечь скисшего овса. От «карельского киселя» все семья маялась животами. А Хорс бурчал:
