– Что! Получили? – завопил Ольгерд: – Дай сюда самострел. Сейчас мы им покажем!
И тут из-за сугроба показался раненый зверь. Стрела пронзила насквозь волчьи ляжки, низ живота и, судя по всему, кобелиное достоинство. Ее оперенье торчало у него из одного бока, а наконечник из другого. Обезумев от жуткой боли, вожак крутился, как блохастый щенок, и силился зубами вырвать из тела злосчастный дрот.
– Ну, что же ты?! – в запале орал Волькша: – Он ведь сейчас выдернет стрелу, и тогда нам конец…
– Не могу, – пропыхтел Олькша: – Мощи моей нет…
Годинович оглянулся. Рыжий Лют от напряжения весь дрожал, но тетива плясала в одном вершке от затворной собачки. Волкан подскочил к приятелю, но снаряжать самострел в четыре руки оказалось глупой затеей. Лишняя пара рук только мешала.
– Бросай это, – посоветовал Волькша: – Пока они не опомнились, надо лезть на дерево. Там отдышишься и еще постреляешь.
Олькша согласно кивнул, тем более, что часть стаи, волков пять или шесть, невзирая на переполох, уже подобрались довольно близко к парням.
– Давай подсажу, – сказал Ольгерд и подставил Волкану скрещенные руки.
– А ты? – спросил Годинович.
– Я тебе самострел подам и сам полезу. С самострелом-то, поди, не с руки по деревьям лазать.
Когда серые охотники сообразили, что добыча уходит у них из-под носа, было уже поздно. Несколько волков рванулись к дубу, на который карабкались парни, но те были уже высоко.
Как только Ольгерд оказался в безопасности, к нему вернулось его сквернословие:
– Ну-ка, сбрызни отсюда, мазила латвицкий! Не мешай стрелять, хилота сиволапая!
Какое-то время Рыжий Лют дразнил волков, невозмутимо сидевших вокруг дерева: кричал, плевался и бросал вниз сучки. Наоравшись, он решил сделать, то ради чего он согнал Волькшу с широкой нижней развилки дуба. Но снаряжать самострел сидя на дереве оказалось не так-то просто. Нога в натяжной скобе самострела так и норовила соскочить с ветки. Несколько раз верзила едва не сверзься вниз. И все же ему удалось закинуть тетиву на собачку. После чего Олькша ощупал колчан, притороченный к прикладу. На стрелах, которые он оттуда извлек, вместо обычного железного наконечника красовался тупой набалдашник.
– Беличьи стрелы… – простонал Олькша.
– Что? – не понял Волькша.
– У нас остались только беличьи стрелы.
– Какие еще беличьи стрелы? – недоумевал Волькша.
Это потом он понял, что Хорс был горазд на малые или большие охотничьи хитрости. Владея самострелом чудовищной силы, он измыслил и то, как бить белку, не портя шкуры. Тупая стрела могла расплющить мысь в лепешку, раскрошить ее косточки, но не дырявила ценный мех.
