– Может карела тебе и народ, – с усмешкой сказал охотник: – только я не карела.
– А кто ты? – подал голос Волькша. На карельский он говорил плоховато. Однако заданный Годиновичем вопрос лучник понял.
– Я олонь,[124] – был гордый ответ.
– Олонь? – в один голос удивились приятели.
– Карела в земле живет, – пояснил охотник: – а олонь на дереве.
– Как белки что ли? – не сдержался и хохотнул Олькша. Впрочем, эти слова он произнес по-венедски.
– Сама твая белька, – выпалил лучник на ломаном венедском. И Олькша зажмурился, потому что стрела вновь нацелилась своим жалом ему в лоб.
Сердце истошно прыгало у Волькши в груди. Вряд ли разгневанный олонь оставит его в живых. А убегать от его стрелы по глубокому снегу без снегоступов, которые они сняли, когда поползли к рыси, было бессмысленно.
– Он не белка, – вякнул Годинович слабым голосом. И как только карельские слова не вылетели у него из головы: – он хорек. Только очень большой и глупый.
– Очень глупый, – со смешком согласился охотник и вновь ослабил тетиву: – Только он не хорек, он барсук толстозадый.
Таких тонкостей карельского наречия Олькша уже не ведал и потому только настороженно косился на стрелка.
Волькша хмыкнул. Хихикнул охотник. Хихикнул слишком задорно для человека, распоряжающегося жизнями двух незадачливых венедских парубков и готового убить всякого, кто вздумает ему перечить.
– Ладно, хорьки-барсуки, ступайте отсюда, – сказал лучник примирительно. Однако не увидев в глазах верзилы понимания, повторил те же слова попроще и для пущей доходчивости, указывая жестом в направлении низовий реки: – Ты. Два. Иди домой. Быстро.
До Олькши дошло. Он наконец вынул обучь из самострельного стремени и обернулся в поисках снегоступов.
– Стрелу отдай, – потребовал охотник.
Олькша вновь заморгал глазами. Чтобы не злить олонь, Волькша вытащил из самострельного приклада стрелу и с любопытством уставился на ее наконечник. Он был сделан из тонкого как игла осколка какого-то черного камня. Волькша не поленился и снял рукавицу. Наконечник оказался острее всего, что парнишке доводилось трогать в жизни. Капля крови немедленно проступила на месте укола.
– Ну, кидай же, – поторопил его владелец стрелы.
– Это что? – спросил Волькша указывая на наконечник.
Лучник назвал камень по-карельски, но прозвучавшее слово не прибавило ясности.
Притязатели на шкуру убитого рыся стояли шагах двадцати-двадцати пяти друг от друга. Низкое солнце светило приятелям в лицо, так что им все время приходилось щуриться, чтобы смотреть на стрелка. Брошенная Волькшей стрела упала возле самых ног охотника. Он нагнулся за ней и случайно сбил луком треух с головы.
