дочь. И такая о Ладе слава гремела, что Ятва, когда ее Готтин сватал, больше чем замужества с венедом, опасалась дивной волховицы, что с ним в одном городце обитала. А вдруг как невзлюбит та пришлую латвицу…
Да только все страхи оказались напрасными: и о чужеземном муже, и о волхове-чудотворице.
Година Евпатиевич оказался супругом, о котором и сказки не сказывают: добрый да заботливый и притом озорной да удалый. Не даром же он за будущей суженой с самого Ильменьского торжища десять дён на своем струге следом плыл. По Волхову. По морю Словенскому. По речке Ловати, а дальше волоком до Давны-реки.[77] Через земли кривечские и полочанские. До самых болот латготтских. Уж больно приглянулась ему латвицкая красавица. И вот уж девять лет живут они душа в душу всему городцу на радость и загляденье.
А что до Лады-волховы, так с ней Ятва и подавно сдружилась, едва только мало-мальски венедский язык освоила. А то и прежде этого они друг с дружкой посударились, поскольку обе свейским наречием владели.
Когда Лада вслед за Торхшей прибежала на поляну, Ятвага чувствовала, что дитя должно вот-вот появиться на свет. Как ни легко шли четвертые роды, но от натуги перед глазами у роженицы все плыло. За этой пеленой она не узнала ворожеи и потому накричала на сына:
– Ты кого привел, лих чумазый?
– Не шуми, Ятва. Все он сделал правильно, – осадила ее Лада: – и бежал споро, так что чуть не падал в загоне. И яйца принес, как ты велела.
Волхова бурчала на подругу, а сама торопливо раскладывала вокруг нее разные диковинки, не забывая при этом что-то нашептывать. Как можно одновременно браниться и ворожить? На то она и Перунова внучка, чтобы так мочь.
– Лада, – облегченно прошептала Ятва: – Спасибо, подруга, что пришла.
– Да что уж там, – отозвалась ведунья, все более уходя в даль своих заклинаний: – Я для распоследней карельской смердячки могу два дня пешком пройти, а уж тебе-то, жене Годиновой, я подавно завсегда готова помочь.
– Да хорошо ли здесь место? – беспокоилась Ятва, наслышанная о том, как нечисть утаскивает в топи да буераки рожденных в лесу младенцев.
– Место – оно везде хорошее, был бы человек не порчен.
– Так ведь рассказывают же разное…
– Разное да пустое, – оборвала ее Лада: – Глупости да гадости. Ты про то и думать не смей, а то и впрямь беду накличешь!
– Так как же, – не унималась роженица: – ведь сказывают же, что крадут лешаки новорожденных детушек…
– Вот я сейчас тебя да за эти слова как огрею по белобрысому темечку, – озлилась волхова: – Я же говорю, враки это все. То гулящие бабы нарочно в лес рожать убегают и деток, что поперек мужа прижиты, в топях хоронят, дабы после, как дите вырастать станет, в нем гостя захожего-перехожего не опознали. А ты, если еще раз рот откроешь про эти глупости, я тебя так отхожу прутом по губам, вмиг вся дурь вылетит. Поняла?
