Погиб единственный из Соратников, чье настоящее имя он знал, единственный, с кем он смог по-настоящему подружиться. Жан Армаль. Соратник Урбан.
Миджер рвался, путаясь в мыслях, от терминала к окну и обратно, что-то бормотал, не в силах остановиться. Информационный канал молчал, лишь крутилась бессмысленная заглушка «ждите поступления сведений, канал перегружен». За окном одна за другой вспыхивали гирлянды аварийных огней, небо уже обшаривали первые строчки навигационной лазерной системы. Как будто в этом был какой-то смысл. Имайн сходил с ума, и Миджер следовал за ним. Стоп, нужно что-то делать. Он здесь умрет, в этих стенах, в безвестности. Кто-то же должен знать…
В коридоре Миджер столкнулся с матерью. Та с отрешенным лицом сидела в уголке, подняв глаза к небу, и шептала, шептала, шептала.
– Мама, твой Бог остался на Земле, на Утерянной Терре. Теперь мы одни, не видишь? Эти… они сильнее всех богов. Они неумолимы и беспощадны. Нам никто больше не поможет.
– И все равно я верую в Спасителя. Жаль, что ты не унаследовал от отца его веру…
Миджер пошатнулся, но сдержал рвущуюся в ответ ярость. Она ни в чем не виновата. Спокойнее, сейчас все на грани.
– Может быть. Так было бы легче. Только спас людей века назад не мифический Спаситель, спасли нас Соратники. Спасли, чтобы ввергнуть нас в новую войну. Какое такое чудо должно случиться, чтобы враг ушел из нашего сектора Галактики?
– Ты не понимаешь, Мидж…
– Я не понимаю, что в нашей жизни непонятного. Если это действительно рейдер врага, то скоро мы погибнем. Все. И никто нас не…
Миджер услышал тревожный сигнал терминала и не стал договаривать. В гостиной уже вовсю пылал, переливаясь красным и фиолетовым, символ Галактики – стилизованное солнце, обернутое двойной спиралью протуберанцев. Централизованная передача, способ разгрузить перегруженную инфосистему. Миджер рухнул в кресло, впиваясь взглядом в черное окно зрительного поля. Бесконечный колодец пустоты затягивал, словно хотел утащить туда, за яркий образ, во мрак, где ничего и никого.
Как близок он к панике, Миджер осознал, только когда образ посветлел, оживляя обычное ночное небо, которое вспарывали те самые неопознанные объекты. Только теперь они были гораздо крупнее – раскаленные добела сгустки кипящего металла и окаменевшего воздуха – и были зафиксированы с лучшей точки, почти в зените. Спокойный голос за кадром помог вырваться из замкнутого круга полного смятения, однако от его слов легче не стало:
