Что же касается синтаксиса, то лунный чешский язык руководствуется правилом, согласно которому естественный порядок слов надлежит нарушить и разметать слова так, чтобы как можно труднее было собрать воедино обрывки фразы и уловить ее смысл. Наглядным примером может служить такое предложение: «Пестрые светильника готических блики колыхалось мерцающее цветники пред алтарем робкие пламя в сумраке высокими сводами под древнего храма отбрасывая негасимого витражей на».
Создается впечатление, будто первейшая забота обитателей Луны говорить и писать так, чтобы слушатель и читатель понял как можно меньше.
Но поскольку луцное глубокомыслие, пожалуй, не всем придется по вкусу и поскольку селениты изъясняются вроде бы в рифму и ямбами, искренних приверженцев коих у нас и того меньше, то в последующих главах я буду передавать речь наших лунных братьев преимущественно обычной земной прозой.
В заключение хочу сообщить, что вскоре выйдет краткая грамматика лунного языка, которую наши ведущие филологи, г.г. профессора Гаттала, Гебауэр и Квичала (перечисляю их в алфавитном порядке) в процессе нескольких дружеских встреч с примерной готовностью составили на основе собранного паном Броучеком материала.
Рассуждения лунного поэта и его добросердечие. Лунный ландшафт. Мемориальные аллеи. Наши герои знакомятся ближе. Спор о любви. Философ на покое. Поэзия и проза.
Очнувшись от раздумий, обитатель Луны извлек из своей мантии тончайшее загадочного назначения полотнище размером с добрую простыню.
Затем он молвил: — О, слепота земная! Ты говоришь о наказании, вместо того, чтобы благословлять таинственный случай, который привел тебя сюда! Знай, в беспредельной иерархии существ, населяющих мировое пространство, мы, луняне, стоим намного выше примитивных жителей Земли, гораздо ближе к величественному извечному Духу Вселенной. Мы, если можно так выразиться, являем собой переходную стадию от существ телесных к бесплотным духам. Наше тело — не глыба первичной субстанции, отягощающей и сковывающей дух, как сковывает движения узника тяжелая гиря на его ноге, а легкое воздушное обрамление, предоставляющее высочайшему духу нашему почти полную свободу. Ты только сравни, жалкий землянин, тот грубый, оплывший жиром куль, в котором ты сопишь, с моей изящной телесной оболочкой!
При этих словах селенит выпятил грудь и раскинул руки, как это делают в начале выступления канатоходцы, когда многообещающей позой желают продемонстрировать публике эластичную упругость своего тела; и пан Броучек действительно поразился грациозной гибкости изящного, легкого словно перышко незнакомца, который, казалось, пренебрегал любой опорой и словно бы плавно парил в воздухе.
