Когда мы, пройдя еще локтей триста, достигли пещеры, нас действительно уже ждали. У входа горел костер, высвечивая замерших в напряженных позах учеников. Чуть поодаль стоял Иешуа; он, напротив, был совершенно спокоен и казался глубоко задумавшимся. Свету между тем сильно прибавилось: первосвященнические рабы зачем-то тоже запалили множество факелов, присоединяясь к моей праздничной иллюминации. Мои спецназовцы тем временем без суеты «разобрали» нафанаиловых коммандос, так что теперь почти все они стояли парочками – ну прямо детишки на праздничном утреннике.
Узнав Иешуа, я не почувствовал ничего, кроме безмерной усталости, – все оказалось попусту; хорошо хоть Никодим нигде поблизости не отсвечивал. Неужели Фабриций так и не успел передать предупреждение, ведь у него был люфт не менее пятнадцати минут? Как это ни смешно, но мне сейчас, похоже, действительно придется арестовать Назареянина и тем собственноручно подвести черту под «Рыбой».
Впрочем, это все проблемы Империи, а мне нелишне позаботиться и о собственной шкуре. Здесь мой единственный шанс – полностью скомпрометировать Иуду в глазах Синедриона как двурушника, и тем самым дезавуировать любые его заявления по «Рыбе». А для этого мне сейчас нужно как минимум сорвать акцию Нафанаила по ликвидации Назареянина – только тогда у дражайшего коллеги возникнет необходимость не только дать ход моей дезинформации, но и сообщить ей должную убедительность. Мы теперь скованы одной цепью – я и уже утративший для меня всякую реальную ценность Иешуа; до следующего утра мне придется оберегать его жизнь как свою. И едва лишь я просчитал этот неожиданно возникший расклад, как у меня возникло явственное предощущение опасности – то самое, что рождает кусачий холодок под сердцем и вздыбливает невидимую шерсть на загривке.
Я привык распознавать это чувство и без раздумий повиноваться ему еще в ту пору, когда сопливым мальчишкой-оперативником охотился в портовых трущобах Тира за финикийскими гангстерами – а они, естественно, за мной; трудно сосчитать, сколько раз оно спасало мне жизнь. Почему-то вдруг – кипарисы в намерзших хлопьях лунного желе напомнили, что ли? – всплыла в памяти вот такая же холодная весенняя ночь в Эдессе, игрушечном королевстве на парфянской границе, где я некогда готовил вполне всамделишный государственный переворот. И все уже было на мази, когда Фортуна вдруг расхохоталась нам в лицо: буквально за два дня до «времени Ч» ушел на Восток курировавший операцию сотрудник Антиохийского управления, и контрразведчики Артабана, не имея уже времени наладить корректную контригру, вынуждены были просто
