А Дом и впрямь был Черный, страшный, обгоревший. Он казался нереальным посреди живущего обычной жизнью города. Широченная оплавленная почерневшая свеча. А рядом обгоревшая, зияющая пустыми провалами окон «мэрия», обломки, битое стекло. И оцепления. Еще вчера, хоть и под огнем, но можно было прорваться, пробежать к Дому Советов. А сегодня стояли несколько колец оцепления, бронетранспортеры, танки. Все было кончено. И людей не пускали ТУДА! Слишком много трупов, слишком много крови — многометровые штабеля, месиво кровавое… Ни одного корреспондента, ни одного «постороннего». Никто не знает теперь, сколько дней или недель «похоронные команды» вывозили тайком останки тысяч расстрелянных, сожженных заживо. Ведь убивали не только во время штурма, но и потом — массовые расстрелы на стадионе, в подвалах, в переулках и тупиках, налестничных клетках. Озверевшие каратели мстили за свою трусость, отводили душу. Но не о них речь, с ними время разберется.
А сейчас стояли кучки — человек по тридцать, по пятьдесят. Я ходил от одной кдругой, прислушивался. И удивлялся — нет, не выбили еще всех Русских, не передушили, не пережгли. Везде со страшной силой, не боясь ни охранников, ни шпиков, ругали колониальный режим, поливали отборным матом убийц-карателей, «гвардейцев», омонов-цев, спецназовцев, американских инструкторов, руководивших подавлением восстания, бейтаровцев, министров, президента — всех причастных к кровавому злодеянию. Несли так, что волосы дыбом вставали — без оглядки, без сомнении, без страха. Нет, режиму не удалось запугать Народ. И навряд ли удастся. Правда, режиму было не до уличных ругателей — режим праздновал, отмечал пышными застольями свою «победу». Ликовали все, сидящие на народной шее, ликовало антирусское телевидение, исходило злобно-победным шипом и восторженными визгами, ликовало радио, ликовала пресса демократическая, нерусская, составляющая ядро пятой колонны… ликовала вся антирусская, колониальная накипь. И притаился в глухом молчании Русский Народ, замер по городкам, селам, районам, выжидая — чего же будет. Но не молчали собравшиеся здесь, у Черного Дома.
— Эй, глядите, — выкрикнул вдруг один, — хасиды!
— Празднуют! — недовольно прохрипел другой. Я обернулся — вдоль оцепления ехали три зеленых армейских грузовика с открытыми кузовами. В первом и впрямь сидели бородатые личности в черных костюмах и черных шляпах, махали какими-то ветками, хохотали торжествующе, глядели свысока, презрительно — их власть в России.
