Загадочная личность | страница 10

«Кошкин — наша гордость!» — сказали по школьному радио.

Двоечник Капустин не поддержал Кошкина, после чего Кошкин снова выступил на собрании и сказал, что берет Капустина на поруки.

Со мной Кошкин по-прежнему разговаривал редко, но твердым голосом.

— Мы с тобой дружили и будем дружить, — говорил он.

Но внезапно наша дружба с Кошкиным оборвалась. Кошкина не стало.

Он уехал в другой город. Родители уехали, а он, естественно, с ними. В нашей стенгазете появилась заметка, которая называлась «Всегда с нами». В ней говорилось о том, что Кошкин навсегда останется в нашей памяти.

С тех пор о Кошкине я ничего не знаю. Только фотография напоминает мне о нем.

Началось все с того, что я уснула на уроке истории.

— И вот Мамай двинулся со своей ордой на Русь, — сквозь сон доносится до меня голос Марьи Степановны. — А русских князей раздирала междоусобица.

Голос Марьи Степановны все дальше, глуше. И передо мною уже не Марья Степановна, а Мамай.

Он смотрит на меня своими раскосыми глазами, смеется страшным смехом и кладет свою тяжелую руку мне на плечо. И вся его дикая орда хохочет.

«Сколько лет длилось татаро-монгольское иго?» — спрашивает Мамай, подмигивая левым глазом. И снова хлопает меня по плечу.

Я просыпаюсь.

— Так сколько лет длилось татаро-монгольское иго? — спрашивает меня Марья Степановна.

Класс хохочет. А я молчу.

— Эх, Веткина, Веткина! Неужели ты не знаешь, сколько лет длилось татаро-монгольское иго?

Я молчу, полная ненависти к Мамаю.

— Или ты все знаешь и тебе неинтересно ходить в школу и изучать историю нашей Родины?

Я молчу. Марья Степановна нервничает, и даже моя подруга Таня нервничает и толкает меня локтем.

— Может, ты что-нибудь скажешь? — просит Марья Степановна.

Я начинаю думать, что бы мне сказать. И ничего не могу придумать. В моих глазах стоит завоеватель Мамай.

«В школу ходят не спать, а учиться, — строгим голосом говорит Мамай. — Ученье — свет, а неученье — тьма».

— Веткина, что с тобой? Ты больна? — Марья Степановна мягко положила руку на мое плечо.

И в это время прозвенел звонок. Марья Степановна, тяжело вздохнув, покинула класс. Мне было жаль ее. Хотелось крикнуть и утешить:

«Никогда, никогда больше я не засну на уроке истории!»

Но я промолчала. И в дальнейшем со мной случалось такое: хочу что-нибудь крикнуть — и промолчу.

Сижу я за партой, смотрю в окно. И смотреть-то не на что, а я сижу, смотрю.

— Ты что, домой не собираешься? — спрашивает меня подруга Таня.