— Что нам же теперь делать? — отсутствующе спросила она, совершенно не в силах мыслить.
— Бежать! — гавкнул Петька. — Вон! Вон!
Клава с ужасом подумала, что Петька ничего, конечно, не соображает теперь своими проклятыми собачьими мозгами.
— Вон! Вон! — снова исступленно, визгливо гавкнул Петька.
Клава закрыла руками уши.
— Да куда же бежать? — простонала она. — Всюду одно и то же.
— Бирь! — взвизгнул Петька. — Си! Бирь!
— В Сибирь? — ужаснулась Клава. — Это же очень далеко!
— Близко! — рявкнул Петька. И вслед за этим по-совиному, ужасно захохотал, словно на цепи забился.
Клава и сама понимала, что оставаться здесь больше невозможно, особенно после того как она убила деда Рогатова и Петька превратился в монстра. Но как они побегут? Что, и вправду в Сибирь? Клава учила в гимназии, что Сибирь покрыта тайгой, и там очень холодно. Может, там и нет войны? Раз нет железных дорог, чтобы ездили бронепоезда, наверное, и войны там тоже нет. Клава представила себе заваленные снегом хвойные леса, сопки, по которым взбираются черные толпы елей, всю ту огромную, морозную, неизвестную землю, и ей стало страшно. Нет, она не хотела в Сибирь. Клава только открыла рот, чтобы сообщить это Петьке, как он вдруг бросился на нее, ударил всем телом наотмашь и повалил на пол. Петька стал теперь страшно силен. Его руки стиснули Клаву больно, как вбиваемые гвозди. Клава завыла, забилась под ним, но он ударил ее в пол затылком, и она умолкла. Член у Петьки оказался длинным и острым, как во вчерашнем кошмарном сне.
— Клох! — сдавленно прошипела Клава, будто вспомнив что-то важное.
Петька тяжко захрипел и застыл над нею, глядя ей своими карими собачьими зрачками в глаза. В этот нечеловеческий миг Клава подумала, что он ее сейчас убьет, просто молча дернется и прокусит ей горло, и лицо ее медленно покрылось холодным потом.
— Клох! — снова шепнула она. Будто капля упала с листа в безлюдном осеннем парке.
Петька разжал деревянные пальцы и грузно повалился в сторону, завозился на полу, угрюмо рыча. Клава села, расправляя платье, смятое и выпачканное кровью и нанесенной на чердак башмаками землей. Наклонив голову, она отерла коротким рукавом взмокшее лицо и глянула на Петьку. Тот содрогался, ерзая спиной и ногами об пол, движения его были шершавы, как трение мухи в спичечном коробке.
— Ладно, не клох, — пожалела его Клава. — Не клох.
Петьку попустило.
— Ты меня не трогай, Петька, — спокойно сказала Клава. — Видишь, какое я слово знаю: враз скрючит.
