Незримый собеседник долго молчал, затем протянул:
– Ты вспомнила что-нибудь из своих прежних жизней?
– Я тебе не рассказывала, что была посудомойкой во времена Генриха VIII и он даже приударял за мной?
– Пожалуй, это недостаточно пикантно, чтобы написать целую книгу.
– Чего ты хочешь от посудомойки? Пробиться наверх в те времена было не так-то просто.
– Хорошо, если у тебя будет что-нибудь пригодное для опубликования, звони.
В трубке воцарилась тишина, и Скуирелли Чикейн уставилась на дырочки, откуда слышалось гудение.
– Что с ними со всеми? Можно подумать, я подцепила чуму. Я не болела чумой вот уже... В какой прошлой жизни я болела этой ужасной заразой?..
Лежа на спине, Скуирелли смотрела в потолок. Потолок был розовый. Точно такой же, как и стены и все остальное убранство спальни.
– О'кей, – медленно произнесла женщина, – сегодня у меня выходной... Неудачный день рождения, – поправилась она. – До сих пор у меня была такая удивительная карма. Но, похоже, она изменилась к худшему. – Артистка закрыла глаза и стала опять выравнивать чакры. Как только они выровняются, все встанет на свои места.
Но чакры упорно не выравнивались, а утро тем временем уже истекало, превращаясь в день.
– Я думаю, – произнесла она, вновь усаживаясь на постели, – что мне пора прибегнуть к старому, испытанному приему: побывать в одной из своих прежних жизней.
Скуирелли поползла по своей большой, в форме сердца, кровати и взяла с ночного столика парочку серебряных палочек для еды. С их помощью она достала из отделанного бирюзой ларца небольшое количество какого-то коричневатого вещества, положила его в медную чашечку украшенной серебряной сканью хукки[14], лежавшей на столике. Ловко орудуя серебряными палочками, измельчила вещество, и Зиппо принесла ей уголек.
В трубке постепенно забурлило, и Скуирелли Чикейн взяла янтарный мундштук в рот. Глубоко вдохнула, задержала дыхание и выдохнула с хорошо усвоенной томностью.
Очень приятное ощущение. Просто чудесное. Она сделала еще вдох, скользнула под розовое атласное одеяло и с удовольствием стала затягиваться. Прекрасный бханг[15], просто превосходный. Все ее существо наполнилось блаженством.
Окутанная облачком дыма, Скуирелли воображала себе, что находится очень далеко от своего сонного городка в Виргинии.
Бханг воскрешал самые драгоценные воспоминания. Даже не верилось, что прошло столько лет.
– Шестьдесят лет, – пробормотала она. – Шестьдесят лет!
Двести сорок сезонов. Сорок три фильма. Двадцать восемь пьес и мюзиклов. Шесть автобиографий и одна книга, посвященная самораскрытию. Тридцать две прожитые жизни. Правда, одна телевизионная комедия кончилась провалом, но что поделаешь, всякое бывает. Тем более что надо все время зарабатывать себе на хлеб.
