Отец Егора опустил голову: он давно знал, что совершенно не умеет воспитывать никого, и Егора тоже.
— Признавайся, что натворил, — сказала мама Егору и тоже села за стол, как будто собиралась вести протокол.
Бабушка тоже села: мол, давай, говори, послушаю.
— Учительница к бабушке приходила, жаловалась на меня, — бодрым голосом сообщил Егор.
— Уже! Только начал в школу ходить! А если десять лет! — Мама даже побледнела и слов не находила, что. дальше сказать. Губы её что-то шептали. Видимо, она считала, сколько раз за десять лет к ним придёт учительница.
— Не буду я десять лет учиться, — успокоил Егор.
— Как не будешь! — воскликнули враз мама и бабушка.
— Я быстрее закончу. Завтра пойду во второй класс, немного поучусь — в третий, потом в четвёртый. Некоторое время все молчали.
— Тоже мне, Ломоносов! — хмыкнула наконец мама.
— Какой Ломоносов?
— Михаил Васильевич! — с уважением сказал отец.
Егор стал соображать, кто такой Михаил Васильевич и почему он должен его знать. Может, родня какая?
— А что, правильно Егор соображает, — сказал отец. — Читать он умеет, считать умеет. Зачем весь год в первом классе сидеть? Михаил Васильевич все премудрости сам одолел.
Мама заплакала и пошла на кухню, сказав, что у папы голова не на месте. Бабушка заспешила утешать маму. Папа был расстроен. Егору его было очень жалко.
— Давай хоть чаю попьём. — Он обнял отца.
— Попьём, — согласился отец.
— А кто такой Михаил Васильевич? — спросил Егор. — Что-то я его не знаю.
— О-о-о! — Отец поднял палец. — Михаил Васильевич Ломоносов — великий русский учёный. Он родился в глухой деревне Холмогоры и всего достиг своим умом.
— А голова у него была на месте или не на месте?
— Голова? — задумался отец. — Голова у него была на месте. Только немножко не на том, где у всех.
На следующее утро бабушка проводила Егора до школы. Хотя провожать необязательно: школа совсем близко от дома, Егор на школьном дворе и раньше играл. Ему казалось таинственным старое кирпичное здание школы, окружённое соснами, и не менее таинственной — развесистая берёза у крыльца, тоже очень старая. На ней жило множество птиц. «Штук сто», — так думал Егор.
Как раз под этой берёзой бабушка Груня давала Егору последние указания:
— Смотри у меня, не балуй! Елену Васильевну не обижай.
— Не буду, — пообещал Егор.
— Аркашку на всякие проказы не сговаривай, всегда-то он из-за тебя страдает.
— Не буду.
Бабушка Груня осталась очень довольна таким послушанием.
