Все напевы | страница 33
Не упредить лихих коней!
Все ближе, ближе, все ясней,
Все беспощадней стук копыт, —
И пред Гертрудой Гуго Твид!
Глуха подземная тюрьма.
В ней смрад и сырость, тишь и тьма.
Порой в ней тени говорят,
И кости давние стучат
Под непривычною ногой,
Рождая отзвук гробовой, —
Но звуки, умирая тут,
Гранитной толщи не пробьют,
Ни в замке, ни среди полей
Ничьих не возмутят ушей!
И с воли к тем, кто здесь забыт,
Зов ни один не долетит!
Припав к стене, в сыром углу,
Гертруда не глядит во мглу,
Не плачет, тщетно не зовет.
На миг сверкнул ей небосвод
Сияньем пламенной зари, —
И вновь померкли янтари.
На миг, в сияющем венце,
С улыбкой странной на лице,
Маня, предстала ей Любовь —
И в темный гроб упала вновь.
На миг зажглась над ней звезда, —
Чтоб закатиться навсегда!
Томят виденья в тишине!
В бреду больном иль в зыбком сне
Гертруда видит дальний лес,
Глубь вечереющих небес,
И лог, и три Проклятых Пня…
При свете меркнущего дня,
К сухой коре лицом припав,
Там ждет ее печальный граф.
Его глаза блестят во мгле;
Высокий посох — на земле;
А что в его руке? — кинжал?
Встал полный месяц, кругло-ал,
И чрез глазницы мрачных туч
Стал наводить на все свой луч.
И кажется Гертруде вдруг:
Благоухает лог и луг,
И снова, по траве полян,
Она бежит в ночной туман.
Слабеют силы; на ногах
Как будто цепи; хладный страх
Растет на сердце… Поворот…
И старый бук… И он… И вот
Слетает с уст невольный стон, —
И милый, милый к ней склонен!
Она сквозь слезы, чуть жива,
Лепечет нежные слова,
И слышит лепет нежных слов,
И видит страстный блеск зрачков,
И, холодея вся, как труп,
Впивает ласку жданных губ.
Что это? смерть иль страсти миг?
Стон боли или счастья крик?
Со странно-радостным лицом
Поверглась узница ничком.
В темнице, царственно-одна,
Стоит и смотрит тишина.
Померк на западе пожар.
Настало время тайных чар.
Раскрыли звезды ширь и высь;
Сквозь ветви эльфы пронеслись;
Вдали короной золотой
Блеснул под буком Царь Лесной;
И на поляне смех звончей
Его беспечных дочерей.
Но графа не коснется страх.
Не лезвие ль в его руках?
Не крест ли на его груди?
Но мрак все гуще впереди.
Давно прошел условный час,
Плыл месяц — и меж туч угас,
Была надежда — и прошла,
И мгла кругом, и в сердце мгла…
Слабеет, никнет гордый дух,
И граф молитву шепчет вслух:
«Ты не пришла, ты не придешь!
Твое письмо — иль смех, иль ложь!
А я, смиренный пилигрим,
Обетом связанный своим,
Посмел о радости мечтать!
Бежать я должен, словно тать,
В святую землю поспешить,
У гроба господа сложить
И прежний грех, и эту страсть!
К кресту пречистому припасть,