... потом приходит состояние, когда они [индивидуальности души] спускаются из универсального, чтобы стать частными и самоцентрированными; в утомляющем желании быть врозь они находят свой путь, каждый в своем собственном месте (с. 360).
Совершается падение: здесь цепочка — лишившись возможности выражать себя через интеллектуальную фазу, она [индивидуальная душа] действует через ощущения; она оказывается плененной; это похороны; это помещение Души в пещеру (с. 361).
И, наконец, последнее — рассуждение о единстве и множественности души:
Мы не утверждаем единства души в смысле полного отрицания множественности — только для Высшего [состояния] это может быть утверждаемо: мы думаем о душе как одновременно единой и множественной, участвующей в природе, разделенной в телесности, в то же время единой в достоинстве своего пребывания в том Порядке, которое не подвергается делению (с. 365—366).
Она способна отдавать себя и оставаться нетронутой, так как, проникая во все вещи, она никогда не может быть разделена: это есть тождественность в многообразии (с. 367).
Мы отдаем себе отчет в том, что тексты Плотина не легки для понимания. Читая и вчитываясь в его трактаты о Душе, мы видим, что он проник в понимание природы человека столь глубоко, что с трудом мог выразить понятое на языке своего времени, не имея достаточно развитых математических представлений о едином — непрерывном и о возможности задавать его множественно не путем расчленения, а путем задания на нем меры, распределенной различным образом. (Эта возможность будет рассмотрена ниже, в развиваемой нами модели вероятностного исчисления смыслов.)
Неоплатонизм(*24). Плотин оказался основателем того философского направления античности, которое получило название неоплатонизм. Мы не можем здесь останавливаться на развитии этого направления(**25) античной мысли. Отметим только, следуя интересной и содержательной статье А. Ф. Лосева [Лосев, 19676], что влияние неоплатонизма продолжало оставаться весьма существенным и после крушения античного мира. Можно отметить его влияние на арабскую средневековую мысль, на византийское христианство(***26), на средневековое христианство(****27) и иудаизм. По-видимому, здесь привлекательной оказывалась прежде всего идея философского пантеизма, объединяющая высшее безличное духовное начало с природой. Это представление оказывалось философски богаче иудео-христианского монотеизма. Оно было близким к философским системам Индии и Китая [Даосизм]. Во всяком случае, вот что пишет по этому поводу Лосев:
