Внизу Флинн увидел ряды деревянных скамеек – их бронзовые украшения омывались мягким электрическим светом, а мраморные основания словно излучали собственный незримый свет. Белые скульптурные фигуры, окруженные призрачным сиянием, казались – как это и требовалось – эфемерными и живыми. Статуя святого Патрика, установленная напротив кафедры, выглядела ожившей – он словно с укором смотрел на Брайена. Украшенную свежими полевыми гвоздиками изящную изогнутую апсиду над алтарем поддерживала часовня Богоматери, высокая и стройная, оттененная разноцветными бликами лучей, льющихся из мозаичных окон. Пятнадцать алтарей, расположенных по бокам, казались пылающими в свете свечей.
Если замысел архитекторов собора заключался в том, чтобы заставить людей испытывать при виде подобной картины благоговение и некое мистическое чувство – осознание своего ничтожества перед ликом Господа, то его готическая архитектура, изначально несущая в себе магический смысл, как нельзя лучше достигала этой цели. Все преображалось в призрачном свете. Величайшие мастера, создавшие этот шедевр, великолепно знали свое дело, умело обратив в католическом храме природную реальность в искусное потустороннее бытие, подумал Флинн. Они действительно превратили «хлеб и вино» в «плоть и кровь». Все это было задумано для того, чтобы человек еще с детства мог проникнуться величием христианства, которое должно войти в его мысли и чувства наравне со многими другими незабываемыми эмоциями. За пределами храма мир не умалял достоинств человека, не играл в обманные игры с его памятью и зрением… Флинн кинул последний взгляд на праздничное убранство собора и вышел из помещения церковных хоров.
Сильный поток холода пронзил Флинна насквозь, и он, пытаясь унять внезапную дрожь, вступил в колокольню. Когда его глаза привыкли к темноте, он прошел вперед и наткнулся в самом центре башни на каменную винтовую лестницу с перилами. Пытаясь сохранить равновесие, он стал подниматься по ней, скользя одной рукой по перилам, а другой сжимая обернутый в бумагу пакет.
В башне было темно, но полупрозрачные стекла пропускали тусклый свет. Каменные ступени привели к приставной лестнице, которая, чем выше он поднимался, становилась все более шаткой. Флинн сильно удивился бы, если бы узнал, что кто-то часто ходит сюда, – трудно было представить, зачем это нужно кому бы то ни было. Он остановился, переводя дыхание, на одной из площадок, которая, как он решил, вела к нижней звоннице.
