Только любовь. Семицветник | страница 5




В тигре то, что с яростью мягкость сочетал,

И не знал раскаянья, Бога не видал.


И в других желанно мне то, что — их вполне,

Нравятся отдельностью все созданья мне


Жаворонок — пением, быстротою — конь,

Бабочка — воздушностью, красотой — огонь.


Да, огонь красивее всех иных живых,

В искрах — ликование духов мировых.


И крылат и властен он, в быстроте могуч,

И поет дождями он из громовых туч.


По земле он ластится, жаждет высоты,

В красные слагается страстные цветы.


Да, огонь красивее между всех живых,

В искрах ликование духов мировых.


В пламени ликующем — самый яркий цвет.

В жизни — смерть, и в смерти — жизнь Всем живым —

                                      привет!

МОИ ЗВЕРИ

Мой зверь — не лев, излюбленный толпою,

Мне кажется, что он лишь крупный пес.

Нет, желтый тигр, с бесшумною стопою

Во мне рождает больше странных грез.


И символ Вакха,— быстрый, сладострастный,

Как бы из стали, меткий леопард,

Он весь как гений вымысла прекрасный,

Отец легенд, зверь-бог, колдун и бард.


Еще люблю я черную пантеру,

Когда она глядит перед собой

В какую-то внежизненную сферу,

Как страшный Сфинкс в пустыне голубой.


Но, если от Азийских, Африканских

Святых пустынь мечту я оторву,

Средь наших дней, и плоских, и мещанских,

Моей желанной — кошку назову.


Она в себе, в изящной миньятюре,

Соединила этих трех зверей.

Есть искры у нее в лоснистой шкуре,

У ней в крови — бродячий хмель страстей


Она проходит в комнатах бесшумно,

Всегда свою преследуя мечту,

Влюбляется внезапно и безумно,

И любит ведьм и любит темноту.


В ее зрачках непознанная чара,

В них фосфор и круги нездешних сфер,

Она пленила страшного Эдгара,

Ей был пленен трагический Бодлер.


Два гения, влюбленные в мечтанья,

Мои два брата в бездне мировой,

Где нам даны безмерные страданья

И беспредельность музыки живой.

ЖАР-ПТИЦА

То, что люди называли по наивности любовью,

То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью,

Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу,

Как поймал ее, я знаю, но другим не расскажу.


Что другие, что мне люди! Пусть они идут

                                         по краю,

Я за край взглянуть умею и свою бездонность знаю.

То, что в пропастях и безднах, мне известно

                                        навсегда,

Мне смеется там блаженство, где другим грозит беда.


День мой ярче для земного, ночь моя не ночь людская,

Мысль моя дрожит безбрежно, в запредельность убегая.

И меня поймут лишь души, что похожи на меня,