— Не стоит, пожалуй, нести мусорщику, как ты думаешь?
Верно. Не стоит выставлять бак на улицу, давая мусорщику повод судачить потом по всей деревне: «A у Колю-то, видно, жарко. В баке у них полным-полно битой посуды». Я схватилась за другую ручку, и мы отнесли бак в глубь сада. Получаса хватило, чтобы, вырыв яму на участке, отведенном пчелам, сбросить туда черепки и закидать их землей. Работали мы молча.
— Эта посуда куплена в кооперативе, такую, наверно, и сейчас выпускают, — только и сказал папа.
Как же хорошо мы понимали друг друга.
— Я посмотрела, чего не хватает, — дополнила я его мысль. — Мигом сбегаю и куплю все такое же.
Из-за горизонта появилось солнце. Первая пчела рискнула вылететь навстречу его лучу и стремительно понеслась, будто подгоняемая холодом.
— Странно, — заметил папа. — Они все еще летают!
Он тронул меня за руку, и я обернулась: кто-то затворял в моей комнате окно. И задергивал занавеску. «Она только что вернулась. А теперь укладывается спать», — мелькнуло у меня в голове, и папа, утрамбовывая землю яростными ударами каблука, подумал, верно, то же самое. Но приглушенный стук кастрюль и привинченной к стене кофемолки тотчас вывели нас из заблуждения.
— Иди завтракать, Селина, — как и каждое утро, раздался из коридора матушкин голос.
* * *
На столе стояло три чужих чистых фаянсовых чашки. Три чашки Трошей — зеленая, белая и желтая. Белую я придвинула папе и покраснела от какого-то дурацкого стыда. Я совсем уже ничего не понимала и вконец запуталась. Она, что же, ночевала у Трошей? Или пришла к ним позже? Да в конце-то концов, может, она просто была у бабушки в Луру. Надо будет взглянуть на велосипед… Во всяком случае, она спала — это уж точно. Притом лучше, чем мы, — достаточно взглянуть на ее отдохнувшее лицо.
Прибранная, аккуратно причесанная, спокойная, в свежей блузке мама не обращает на нас ни малейшего внимания. Как и каждое утро, она поздоровалась со мной. Потом, повернувшись спиной, стала спокойно присматривать за молоком, набухавшим на газовой конфорке, и прорвала пенку черенком ложки. Затем, перевернув свое орудие, она зачерпнула в кастрюле, поющей на другой конфорке, немного кипятку и обдала им кофейник. Однако спокойствие ее было лишь маской, которая в одно мгновение и слетела.
— Бертран! — окликнула она его, будто не знала, что муж сидит у нее за спиной.
— Ева! — тем же безразличным тоном отозвался он.
— Слушай, пора с этим кончать, так больше продолжаться не может. Я сейчас же вместе с Селиной переезжаю к маме. Дочка наверняка согласится.
