— Это невозможно! Надо расчистить площадь, — сказал Вилоржей.
Машины, пытающиеся увезти семьи, наслаждавшиеся воскресным днем, к их очагам, стояли плотной стеной, колесо к колесу; слышались крики, гудки автомобилей, шум моторов, заведенных для устрашения пешеходов. Вдоль машин скользили наиболее смелые, распространяя новость от Р7 к Г6 через опущенные стекла. «Дорогу! Дорогу!» — кричала одетая в шляпку мадам Бенза, высунувшись из своего автомобиля и помахивая рукой в перчатке. Но что труднее всего рассеять и что наиболее плотно, так это скопище людей и стадо баранов. Потребовалось десять минут, чтобы расчистить дорогу, но народу еще прибавилось, когда на верхушке косогора замелькали желтые и голубые огни: в сопровождении полиции ехала машина «скорой помощи», доставившая наконец врача.
Стукнув дверцей, Лансело (с которым я иногда играю в бридж) поискал меня глазами и подбежал ко мне.
— Ну, все в порядке, он в реанимации. По правде сказать, какая-то безумная история. Но вы знаете, что такое ад-ми-ни-стра-ция. Имени нет, адреса нет, удостоверения личности нет, страхового — тоже… Мне даже показалось, что чиновник в приемном покое не примет его. К счастью, он потерял много крови и весьма кстати лишился сознания или сделал вид, что лишился, во всяком случае, они поторопились его принять, хотя его социальное положение так и не раскрылось.
— Ерунда! В любом случае его личность через неделю установят.
Если бы моему бывшему ученику так не хотелось уточнений, я бы с удовольствием ретировался. Но первый, кому удалось подняться на обломок судна, потерпевшего кораблекрушение, имеет право на него. Тот факт, что я первым встретил незнакомца на Болотище, делал его как бы моим подопечным, и поведение бригадира подтверждало это, ибо после мэра и врача он подошел ко мне.
— Он принял меры предосторожности, — продолжал Лансело, — санитарки, раздевавшие его, обшарили его одежду. И нашли свисток и швейцарский нож с восемью лезвиями. Никаких бумаг. Ни одной монеты. Татуировки на теле тоже нет. Ни одного вырванного, больного или запломбированного зуба. В строении тела — ничего особенного. Кроме бороды и обилия волос — никаких примет, но они могли вырасти недавно и служить простым макияжем. Белье — без меток, единственное, что нашли, — это имя фабриканта на оборотной стороне кармана в комбинезоне. Вынужденный из-за смены охраны пойти проведать своего «ответчика», Лансело ушел. Бомонь прошептал:
