Я бросил взгляд на висевшие на почте часы.
– В районе трех. Пока не слишком темно.
– Очень хорошо. Вы сможете забрать меня на своей машине?
– Конечно же. И спасибо вам.
Голос отца Энтона звучал торжественно:
– Не благодарите меня, мой друг. Я иду только потому, что чувствую, что это моя обязанность – защищать вас от того, что находиться внутри этого танка. Я бы предпочел, чтобы вы оставили это в покое.
– Я знаю это, отец. Но я не думаю, что мы имеем право так поступить.
Он ждал меня возле передней двери своего дома, на нем были широкополая черная шляпа и закрытые черные ботинки; в своем плаще старик был таким же суровым и черным, как ворон. За его спиной стояла домработница и неодобрительно на меня хмурилась, словно я был исключительным эгоистом, вытаскивая старого человека из дома в такой холодный и ветреный день; очевидно, она забыла, что внутри этого дома было холоднее, чем снаружи. Я помог ему забраться на переднее сиденье и, обходя машину, улыбнулся домработнице, но та в ответ лишь сердито зыркнула на меня из под своего неряшливого кружевного чепчика и захлопнула дверь.
Когда мы ехали по скользкому серому булыжнику внутреннего дворика дома священника, отец Энтон сказал:
– Антуанетта – женщина, которую вы, вероятно, назвали бы сердобольной. Она полагает, что выполняет божью волю, заставляя меня носить шерстяное нижнее белье.
– Ну, я уверен, что Бог заботится о вашем нижнем белье так же много, как и обо всем остальном, – сказал я ему, включая дворники.
– Мой друг, – произнес отец Энтон, торжественно глядя на меня своими водянистыми глазами. – Бог позаботится о душе, а заботу о нижнем белье оставит для кого-нибудь еще.
Минут через десять окольными путями мы добрались до фермы Пассарелей. Все деревья вокруг нас, с висевшими на них комковидными грачиными гнездами, стояли голыми; над полями, белыми от снега, уже лежал туман. Объезжая по двору фермы, я посигналил, и из дверей появилась Мадлен, одетая в пальто из верблюжьей шерсти, с электрическим фонариком и сумкой из промасленного брезента, набитой разными инструментами.
Я вылез наружу и помог ей погрузить сумку в багажник автомобиля.
– Я взяла и лапы, и молотки. Все, что ты мне сказал.
– Отлично. Что сказал твой отец?
– Он не так уж и счастлив. Но говорит, что если мы должны это сделать, – так значит должны. Он как другие: хочет, чтобы танк был открыт, но слишком боится сделать это сам.
Я взглянул на отца Энтона, терпеливо сидевшего на своем месте.
