Тем временем Илиас Финкель радостно потирал руки и ухмылялся. Он ходил вокруг нежно обнявшихся Лейхтвейса и Лоры, восклицая:
— О женщины, как вы изменчивы! Вы, словно камышовый тростник, покачиваетесь из стороны в сторону, вы, точно апрельская погода, сменяете солнышко на дождик, рыдания на смех. За минуту до этого она кричала о ненависти и отвращении, а теперь уже обнимается с ним и целуется. Это у женщин называется верностью!
Вдруг страшный удар по голове сразил Илиаса Финкеля. Он упал на пол. Мнимый граф Батьяни, выпустив Лору из своих объятий, ударом кулака сбил еврея. Вместе с тем он сорвал фальшивую бороду и снова открыл свои объятия.
— Иди ко мне, жена моя, — воскликнул он, — отдохни на моей груди! Не граф Батьяни тебя обнимает, а я, твой муж, твой защитник. Я явился сюда, моя Лора, чтобы спасти тебя.
Обезумев от радости и восторга, Лора снова припала к его груди. Она поняла, что все ее мучения кончились. Лейхтвейс, обняв одной рукой свою жену, с несказанным презрением обратился к валявшемуся на полу еврею.
— Настал твой час, Илиас Финкель, — произнес он. — Ты хотел торговать людьми, ты хотел продать беззащитную женщину тому, кто преследует свою добычу подобно лютому тигру. Ты знал, что Лора принадлежит мне, и ты осмелился посягать на мою собственность. Но ты, конечно, и сам не сомневаешься, что теперь мы сведем с тобою счеты, в итоге которых — твоя смерть.
Илиас Финкель лежал на полу, не смея пошевельнуться; широко открытыми глазами, с суеверным неописуемым ужасом смотрел он на внезапно явившегося мстителя и палача. От страха он не мог произнести ни звука, и лицо его перекосилось до неузнаваемости, нижняя челюсть отвисла, и седые жиденькие волосы буквально встали у него на голове дыбом. Лейхтвейс ни разу в жизни еще не видел такого безмерного ужаса.
— Повремени несколько минут, Лора, — обратился Лейхтвейс к своей жене, — и я выведу тебя из этого ужасного дома, где ты столько выстрадала. Но прежде чем уйти, я должен совершить суд. Негодяй заслужил смерть и без злодеяния, совершенного им над тобою. Ему в свое время удалось избегнуть казни за убийство младенца, но от меня он сегодня не уйдет.
— Гейнц, ненаглядный мой! — воскликнула Лора. — Будь милостив! Не омрачай радостного часа нашего свидания убийством. Не пачкай своих рук в крови этого презренного. Даруй ему жизнь. Об этом прошу тебя я, Лора, твоя жена.
— Слышишь ли ты, Илиас Финкель? — громко и торжественно произнес Лейхтвейс. — Ты слышишь, как за тебя заступается ангел Божий? Ты пытал ее, ты запер ее в подземелье, ты угрожал продать ее смертельному врагу. У нее достаточно оснований ненавидеть и презирать тебя, но она просит за тебя, она хочет даровать тебе жизнь. Но на этот раз я не могу исполнить ее просьбы. Я обязан убить тебя. Всякий человек, встречая на своем пути ядовитую гадину, должен умертвить ее, даже если она ему не угрожает, но гадина эта поползет дальше и может причинить вред другим. Поэтому готовься к смерти, Илиас Финкель. Твои молитвы, впрочем, пользы тебе не принесут. Кто грешил так тяжко, как ты, тот не может отмолить свои грехи в несколько минут.
