Он хмуро осмотрел нас и обратился к Михаилу:
– Ты банку-то оставь, – имея в виду джин-тоник, которым тот опохмелялся.
– Зачем это? – проявил Михаил неожиданную твердость. – Не оставлю. С ней даже лучше.
На входе в офис дежурили менты. Они долго проверяли наши документы и переговаривались с кем-то по рации, прежде чем пустить нас. Наконец мы вошли, сотрудников нигде не было видно, только испуганная Даша нарочито делово шуршала бумагами. Неожиданно, из темного коридора, ведущего в кабинет совета правления, навстречу нам вышел Николай Зайцев. Он был все в том же сером костюме. Правда, на этот раз вместо галстука его могучую шею облегала черная шерстяная водолазка.
– Чего вам? – спросил он угрюмо.
Вперед вышел Михаил и протянул ему руку:
– Мы договаривались с Женей потолковать, – сказал он. Весь его невзрачный облик: допотопный двубортный костюм, отвислые унылые усы, словно приклеенные к верхней губе, банка джин-тоника в левой руке – так и сквозил какой- то нелепой грустью.
– А вы кто? – Зайцев нехорошо усмехнулся.
Михаил убрал протянутую руку и откашлялся. Отхлебнул из банки и вытащил сигареты.
«Вот уж не думал, что крышевые менты курят Salem», – прошептал я Казаку на ухо. Мой друг вздрогнул и недоуменно посмотрел на меня.
– Мы являемся представителями соучредителей фирмы, – сказал Михаил. Негромко, но четко, а главное, очень спокойно.
– Ага, – хмыкнул Зайцев.
– Моя фамилия Борисенков, – продолжал меж тем Михаил, – я работаю в ГУБОПе…
– Проходите, – прервал его Зайцев, – там поговорим.
Он махнул рукой в сторону темного коридора и, не дожидаясь, пошел по нему довольно быстро.
– Блядь, – пробормотал Горохов, – если там так темно, то на мониторе ни хуя не видно будет.
– В кабинете совета правления светло, – сказал Казак. Он вздохнул и провел рукой по своим редеющим волосам. Я видел, что мой друг крайне напряжен. Да я и сам был на грани. Я посмотрел на Лобатого. Налоговик выглядел спокойным и уверенным в себе.
– Это, значит, Коля Зайцев, – сказал он скорее утвердительно, нежели вопросительно.
Мы вошли в кабинет. За время, прошедшее с момента нашего изгнания, в нем ничего не изменилось. Та же светлая мебель из IKEA, карта Москвы на стене, стенд с диаграммой роста продаваемости рекламных поверхностей. За столом, перед жидкокристаллическим монитором новенького компьютера сидел Женя. Он хмуро разглядывал свой перстень, надетый на мизинец правой руки, изредка протирая его рукавом клетчатого пиджака. По правую руку от него сидел мужчина средних лет. На мужчине был свитер грубой вязки, и я подумал бы, что это Gucci, если бы не кое-какие неряшливости с точки зрения общего стиля. В конце концов, я пришел к выводу, что это ручная домашняя работа. Связала этот свитер, к примеру, его пожилая мамаша исходя исключительно из соображений удобства и тепла. Чем не пример жизненности моды, о которой давно ползут слухи, что она мертва?
