Тонкие двери сарая, видно, сразу уступили его напору. В пропитанной смолой конюшенке пока что было больше дыма, чем огня. Лошади, ошеломленные внезапным потоком свежего воздуха, утихли, и в этой, почти глухой без их воплей, тишине, нарушаемой лишь потрескиваньем огня, все явственно услышали крик Бачевского: он звал кого-нибудь с топором – обрубить балку.
Только теперь все осознали, что больные лошади неминуемо обречены на гибель. Сарай, выстроенный вокруг старого столба, – давней коновязи для верховых коней, – полыхал ярким пламенем. Каждому, кто знал этот вкопанный в землю столб с вбитыми в его старое дерево крюками, стало ясно, что никакому топору его не срубить. Надо было найти того, кто неосмотрительно замкнул цепь висячим замком, вместо того чтобы просто привязать ее к крепким скобам.
– Ключ, где ключ! – исступленно вопили вокруг, и лишь Михал, – прибежав из парка, он мгновенно понял всю безнадежность поисков ключа, – криком своим: «Цепь размотайте», – напомнил людям, пассивно наблюдавшим за усилиями Молодого Помещика, о простейшем способе спасения обезумевших животных.
Но было уже поздно. И Михал, прыгнув в сноп искр, взметнувшихся над крышей сарая, думал уже только о спасении Бачевского. Крик заживо горящих животных на минуту еще заглушил все отзвуки пожара и утих, задавленный тяжестью рухнувшей на крышу акации. Михал, прикрыв полой куртки лицо спасенного, бежал к колодцу – все так и полыхало на нем, казалось, он слишком поздно покинул пожарище, уже превратившееся в один огромный язык пламени.
– Надо все же поблагодарить Михала за спасение брата, – решила Тетка, и во время очередного своего визита в деревню я сообщил бывшему форейтору, что Старая Барыня хочет срочно повидаться с ним.
Как ни странно, Михал явился в усадьбу на следующий же день. Одетый словно к обедне, он с достоинством поцеловал Тетке руку и поставил перед ней солидных размеров корзинку.
– Это для больного, – заявил он, приоткрыв тряпицу. – Ему сейчас получше надо питаться. А у вас теперь, известное дело, не густо.
Тетка внимательно поглядела на спасителя Молодого Помещика и, взяв в руки одно из заботливо уложенных в корзинку яиц, брезгливо заметила:
– Тебе, мой милый, пора запомнить, что помещик в вашем войске уже отвык, как я слышала, от всего господского. Теперь и офицеры вроде бы солдатским хлебом питаются. Бедность в новом королевстве, а?
– Бедность, – согласился форейтор, – но уж теперь недолго.
