Иными словами, суть героизма Митидзанэ и реальная основа для его столь выдающейся репутации заключены в природе его полного поражения. Из-за благородного характера своей тяжкой ссылки и грустной кончины в диких краях Кюсю его определили в национальный пантеон.
Хотя при жизни Митидзанэ и потерпел поражение, он насладился посмертным триумфом, вернувшись к власти в более высоком ранге и даже став богом. Реабилитация Митидзанэ (неважно — ждал ли он ее вообще, или нет) была весьма впечатляюща: несправедливо пострадав во время своей земной жизни, он отстоял себя после смерти, отомстив своим врагам сверхъестественным способом и заслужив почтение потомков более чем на тысячу лет.
Миф о герое, потерпевшем поражение, примером которого являлся в своей жизни Митидзанэ, и особенно — после смерти, представляет собой универсальную концепцию падшего божества, которое возносится, дабы выжить в запредельном мире — мире, представляющем совершенство тех идеалов, за которые он боролся на земле. В то время, как японскому герою не обещают рая, или элизиума, в котором он получит компенсацию за свои земные труды, он по-настоящему продолжает жить в национальной памяти. Те специфические цели, за которые он страдал, возможно и не будут цениться людьми в историческом плане; но именно по этой же причине он может персонифицировать собой идею не-мирской, непрактичной самоотверженности. Японские герои, потерпевшие поражение, могут, таким образом, рассматриваться как полубоги. В отсутствии любой «официальной», центральной фигуры, подобной Христу, которая умирает в этом мире, дабы все постигли его преходящесть в сравнении с миром иным, они выражают человеческий идеал не-мирского совершенства, который, в своей бескомпромиссной чистоте, ни при каких обстоятельствах не может выстоять перед требованиями этого коррумпированного мира.[156]
Японское поклонение герою как полубогу, терпящему поражение из-за мирской нечистоты, усиливает эмоциональную и эстетическую привлекательность моно-но аварэ («очарования вещей») и предполагает, что, если бы Митидзанэ достиг успеха в своих практических делах, успешно заменив Фудзивара в центре политической власти, он бы, вполне вероятно, не обрел своего божественного, героического статуса.
Прибегнув к грубым, эмпирическим терминам, становится совершенно очевидно, что реабилитация Митидзанэ была скорее показная, нежели реальная, поскольку проводимая Фудзивара политика умиротворения его духа подействовала. Швырнув памяти старого министра этот кусок, воздавая ему почести, которые им ничего не стоили, члены этого семейства стали процветать более, чем когда-либо прежде, а политики из Фудзивара продолжали доминировать при дворе еще более двух столетий, достигнув высшего положения приблизительно через сто лет после смерти Митидзанэ.
