И все же обвинение сработало. Каким-то образом императора, все еще неопытного семнадцатилетнего юношу, убедили, что опасность близка, и он, даже не посоветовавшись с отцом, согласился на предложение Токихира о выводе Митидзанэ из Большого Государственного Совета и назначении его на внештатную должность Главного Губернатора острова Кюсю — стандартная синекура для политических ссыльных того времени. Токихира договорился с Минамото-но Хикару о том, чтобы войска держали наготове, и все дворцовые строения тщательно охранялись. Поскольку Митидзанэ, пожилой ученый, вряд ли представлял какую-либо военную угрозу, назначение этого шага заключалось, вероятно, в том, чтобы придать правдоподобность готовящемуся «заговору» путем создания напряженной атмосферы, а также в пресечении возможностей связей с Уда и другими потенциальными сторонниками, которые могли поспешить ему на помощь. И действительно, прошло несколько дней, прежде чем бывший император откликнулся на позор своего друга; без сомнения, именно в это время Митидзанэ сочинил свой поэтический cri de coeur,[133] прося о помощи:
Теперь, когда я стал
Просто пеной, плывущей по поверхности воды,
Сможешь ли ты, мой повелитель, стать плотиной,
И остановить мое стекание вниз?!
О высылке Митидзанэ было объявлено 16 февраля; император Уда смог прибыть во дворец для объяснений со своим сыном, молодым императором, лишь 21-го. По приезде ему было отказано в приеме высшим чиновником из Фудзивара и, прождав весь день, сидя на соломенной циновке у ворот дворца казначея, он в безутешном горе вернулся к себе в резиденцию. Неудачное вмешательство Уда лишило Митидзанэ последней надежды (впрочем — достаточно слабой), и он покорился своей судьбе. Понимая совершенно отчетливо, что он пал жертвой вопиющей несправедливости, он ни разу не предпринял даже малейшей попытки воспротивиться указу юного императора.
Вскоре после неудачного визита Уда, он двинулся по своему скорбному пути на Запад, сопровождаемый вооруженным эскортом.[134] Он был принужден сразу же расстаться с большей частью своей семьи. У Митидзанэ было двадцать три ребенка (немалое количество даже для самого убежденного конфуцианского патриарха), и, дабы предотвратить любую опасность с этой стороны, Фудзивара приказали задержать в столице его жену и дочерей, а сыновей снять с официальных постов и удалить в деревню. Только двум младшим его детям было разрешено сопровождать отца в ссылку, и им он адресовал следующую поэму о непрочности мирского успеха. Хотя она предназначалась «для успокоения моего маленького сына и дочери», языком для поэмы был избран классический китайский, что должно было несколько ослабить утешительное воздействие на детей:
